– Значит, у "Печального дома" был счастливый конец?
– Сэр Родерик со своей милашкой отплыли в безоблачные дали, и их суденышко попало в шторм.
Угрызения совести следовали за мной по пятам, когда я вернулась в холл. Как могла я разбазаривать драгоценное время, вместо того чтобы искать Бинго? Нервы мои напоминали семена мексиканских бобов-"недотрог". А потому я подскочила на три фута, когда у лестницы меня догнала Мэри и сообщила, что проверила гроб – там пусто.
– О Бинго никаких известий?
– Насколько я знаю, никаких. – Черты ее лица, будто вырезанные формочкой для печенья, смягчались благодаря теплу карих глаз. – Если хотите знать мое мнение, так это он от своей мамаши прячется. Разве можно так давить на ребенка! Он вот-вот спятит, а она будет заламывать руки и искать виноватых. – Неожиданно голос Мэри сорвался на скрипучее подвывание, будто она исчерпала запасы сочувствия. – У меня-то все было с точностью до наоборот. Никто и никогда не оказывал на меня давления, не заставлял меня ничего делать – разве что не мешаться под ногами. Когда великая Теола говорила: "Пойди, деточка, поиграй с машинками", она имела в виду оживленную автостраду. – Голос матери Мэри скопировала похоже до жути.
– Какой ужас! – Я вцепилась в перила. А сама-то я созрела для материнства?
– Несколько раз меня специально отправляли в какие-нибудь глухие места, лишь затем, чтобы потом сказать: я бы, мол, не потерялась, будь у меня с головой порядок. – Мэри поднималась по лестнице впереди меня. В сером платье и разношенных туфлях она скорее походила на экономку, чем на владелицу поместья. Трудно было бы найти дочь, менее похожую на свою мать, несмотря на одинаковый рост, сложение и овал лица. Интересно, а мой ребенок будет похож на меня?
– Я пройдусь по комнатам слева от лестницы, а вы справа, – предложила Мэри, когда мы поднялись на второй этаж. Возможно, до нас тут уже побывали остальные, но что толку просто стоять и дергаться от волнения?
По случайному совпадению, первая комната, в которую я заглянула, оказалась спальней Бинго. Гавайская рубашка, что была на нем накануне, висела на спинке стула, а на тумбочке рядом с массивным гардеробом лежала аккуратная стопка одежды. В комнате царил идеальный порядок. А я-то считала, что всем детям свойственна страсть к бардаку. Голубая зубная щетка покоилась строго поперек дорожной мыльницы, а та в свою очередь возлежала в самом центре стеклянного подноса на туалетном столике.
Ради проформы я заглянула под кровать. Не обнаружив там ничего, даже пыли, я осторожно двинулась к гардеробу. Мне почему-то показалось, что смекалистый толстяк притаился именно там. Под ногами скрипнула доска – экая я неловкая! Гардероб был пуст.
Горький привкус разочарования сменился страхом. С замиранием сердца я прижалась лбом к оконному стеклу. Дождь лил как из ведра. Ветви мертвого дерева легонько постукивали по стеклу.
И тут, будто минутное затмение нашло на меня, кажется, я даже закрыла глаза… Шум дождя вдруг превратился в неясное бормотание голосов в моей голове – сестры Трамвелл повторяли слова Шанталь."…Беда в Северной башне". Если мои расчеты верны, эта комната расположена прямо под башней – той, что увенчана гигантской луковицей. В детстве я бы не сумела побороть искушение осмотреть это укромное местечко. А Бинго Хоффман, хотя и вундеркинд, – в душе, несомненно, еще ребенок. Надежда оторвала меня от окна. Есть ли в этой комнате дверь, ведущая в башню?
Ага, вот она! В узком проеме между гардеробом и стеной. Едва я ступила на винтовую лестницу, как дверь за моей спиной с грохотом захлопнулась. Я будто очутилась внутри барабана, по которому колошматит дождь. Помнится, моя свекровь во время своего недавнего визита в Мерлин-корт спала в нашей Северной башне. Она уверяла, будто в восторге от уединения и открывающейся из окна панорамы. По-моему, Мамуля даже прониклась ко мне симпатией… Чем выше я поднималась по лестнице, тем сильнее неистовствовал дождь. Трудно поверить, что такая ярость может быть обезличенной. Я добралась до площадки и очутилась перед сводчатым проемом.
– Помогите! Спасите меня!
Слова эти пронзили меня точно кинжалом. Но в следующую секунду я задумалась, уж не плод ли это моего воображения. Огромная металлическая ручка медленно повернулась. Дубовая дверь была толщиной не меньше фута – осталась, наверное, от старых добрых времен, когда душить заночевавших в доме гостей было чем-то вроде национального хобби. Дверь приоткрылась на дюйм, послышался стон. Или это я прочистила горло? Круглая комнатка освещалась лампочкой, свешивавшейся, подобно лысому черепу, с потолка. Что бы это значило? Хотя, вполне возможно, свет забыл выключить тот, кто уже осматривал эту комнату.
– Бинго?
В центре комнаты на возвышении стояла огромная кровать, застеленная старинным бархатным покрывалом. Я притворила дверь как можно тише, дабы никого не испугать, себя в том числе, и на цыпочках двинулась вперед; половицы отчаянно заскрипели.
Чье это затрудненное дыхание? Вроде мое. Глупо, но меня мороз пробирал, стоило подумать, что я вот-вот повстречаю призрак Унылой Дамы. А вдруг это она похитила Бинго, в наказание за то, что вчера вечером он протрепался, что видел ее? Глаза мои неудержимо влекло к узкому проему, окаймлявшему окно. Попасть туда можно было только бочком, и не без труда. Отличное укрытие для призрака… или же для мальчишки, играющего в Айвенго.
– Бинго?
Ответом мне были рыдания.
И вот я уже зашептала слова утешения мальчику, сгорбившемуся на круглой площадке размером не больше чайного подноса. Осторожно просунув в щель нос – чтобы не застрял, – я задала непревзойденный по идиотизму вопрос:
– Ты что, не можешь выбраться? Здорово я ему помогла, что и говорить! Бинго поднялся на ноги и стукнулся локтем о стену. Его пухлое лицо было красным. Очки его так запотели, что он наверняка ничего не видел.
– Вам обязательно прикидываться дурочкой? Что я тут, по-вашему, в прятки играю?
– Нет, конечно.
Протерев стекла очков подолом рубашки, Бинго снова нацепил их на нос.
– А, это вы. – Он скривил губы. – Еще один жиртрест.
– Ну-ка, ну-ка, погоди… – Но меня удержало воспоминание о себе самой в его возрасте. Будучи такой же жирной, я едва не срывалась с катушек, стоило кому-нибудь взять неверный тон. – Слушай, может, оставим обмен колкостями до лучших времен? Твоя мама, между прочим, сходит с ума от беспокойства.
– Значит, она счастлива. – Сложив руки на груди, мальчишка важно выпятил все свои подбородки. – Маман хлебом не корми, дай попереживать за меня. Без этого ей жизнь не в радость.
Трактат "Можно и нельзя в вопросах воспитания" категорически не рекомендует повышать голос на детей, так что я процедила сквозь зубы:
– После того как я вытащу тебя отсюда, поделишься, как такой смышленый мальчик забрался в такую тесную щель.
– Сколько угодно! – Бинго протянул мне пухлую ручку. – Только, по-моему, от ваших стараний я только застряну.
Он был прав. Вдоволь напыхтевшись, я чувствовала себя как Кролик и все его друзья и родственники, вместе взятые, пытающиеся вызволить застрявшего Винни-Пуха.
– Пойду позову твою мать.
– Ну-ну, только попробуйте! – зловеще прорычал Бинго. – Если притащите кого-нибудь, я выброшусь из окна, клянусь!
Пустая угроза, учитывая, что ему не удалось бы пропихнуть в щель и письмо, не то что свой пухлый живот, – но его отчаяние тронуло меня.
– Вообще-то я ничего против вас не имею… – щеки Бинго блестели от слез, – потому что вы, кажется, знаете, что такое быть нелепым.
Я потерла руки, пытаясь улучшить мозговое кровообращение.
– Бинго, зачем ты сюда забрался?
Он перестал одергивать рубашку, и она задралась – обнажив полоску толстого живота.
– Поклянитесь жизнью, что никому не расскажете! А если проболтаетесь, я погублю вашего мужа. Позабочусь, чтобы он навсегда лишился работы. У меня ведь есть кое-какие связи, знаете ли. Ребята, которые готовы на все ради моего паштета из голубиной печенки. Эй! Вы куда?
Я обернулась к нему.
– Мне очень жаль тебя, Бинго, но остаток беременности я могу провести гораздо интереснее, нежели выслушивая твои дерзости и глупости.
Он поморщился.
– Ну ладно. Я влип из-за дурацкого правила Кулинаров – того же, что сгубило и Джима Грогга. Когда я увидал, что случилось с ним из-за обычной соды, то перетрусил.
– Ты что, тоже провез контрабандой соду?
– Не говорите ерунды! Я могу заставить торт подняться до головокружительных высот, всего лишь дунув на него. А протащил я свой тайный запас… – Он прикусил пухлую нижнюю губу.
– Запас чего?
– Пищевых суррогатов, джанк-фуд. – Он хмуро глянул на меня. – Не знаю, зачем я перед вами душу раскрываю? Как думаете, мы не встречались в прошлой жизни? Ну да ладно. Я не могу жить без "сникерсов", "марсов" и "баунти" – подсел я на них, ясно? Прошлой ночью я слопал часть своих запасов и решил подыскать местечко понадежнее, чтобы спрятать остальное.
– Значит, вот куда ты намылился ночью!
– Можно мне продолжить? – Его жирная физиономия заполонила всю щель. – Временный тайник я нашел, но все утро, во время собрания, наблюдал, как Пипс принюхивается, точно ищейка. И тут я вспомнил, что когда утром открывал окно, то заметил на самой верхушке мертвого дерева птичье гнездо.
– Идеальный тайник!
– К сожалению, я не мастак лазать по деревьям. После ланча вышел в сад и обнаружил, что гнездо находится на одном уровне с этим окном. Ну я и пораскинул мозгами. Отыскал дверь, ведущую в башню, протиснулся в эту проклятую щель… разве что кожу слегка ободрал и…
– Что?
Чудо-ребенок насупился.
– Кто мог подумать, что здесь такая теснотища! Смотрел-то я снизу. Наверное, пора менять очки. – Он досадливо постучал по стеклам. – А пока я взбирался по ступенькам, здорово проголодался, так что решил припрятать свои запасы там, где их не найти. – Он вытащил из кармана целый ворох оберток.
– Так ты все съел?
– Ну а если и съел? Велика важность, несколько горстей конфет ничего не решают. – С угрюмым видом он стукнул кулаком по бетону. – Эти стены с дефектом – разбухают прямо на глазах.
– Бинго, милый, – взмолилась я. – Тебе придется разрешить мне сходить за помощью. Мы можем представить им сокращенную версию правды. Скажем, что ты забрался сюда, чтобы полюбоваться видом из окна.
Щеки его раздулись от злости, а очки подпрыгнули на жирном носу.
– Я-то думал, вы другая, а вы ничуть не умнее остальных! Кулинары не простят, что я пропустил заседание из-за чрезмерной любви к природе. Я вам выложил все как есть, надеялся, что вы поможете мне придумать какую-нибудь убедительную отговорку.
Я не успела ответить. Дверь башни со стоном отворилась.
– Элли!
– Это мой муж! – предупредила я Бинго зловещим шепотом, словно бывшая любовь моей жизни был усатым злодеем, который явился, чтобы выбросить нас обоих из окна. Поздно прятаться. И поздно размышлять. Я уже очутилась в жарких объятиях Бена. Его руки гладили мои волосы, губы встретились с моими – и сердце мое, как водится, предательски дрогнуло.
– Родная, я говорил тебе, как мне нравится это твое платьице?
Средневековая кровать на королевском помосте манила нас, суля сказочную идиллию для двоих. Если бы не наблюдающее дитя…
Я нашла в себе силы отстраниться и по возможности бесстрастно взирала на Бена, пока он путано объяснял, как попал в комнату Бинго и обнаружил дверь в башню. За последние сутки мой бывший муж заметно состарился. Эти мелкие морщинки вокруг глаз – явное следствие развратного образа жизни. Меня вдруг посетила мысль, что его темные волосы и изумрудные глаза слегка отдают безвкусицей. Слава богу, кажется, я играючи вырву его из своего сердца.
– Элли, я так волновался! Там, в холле, ты была какая-то странная. Можешь называть меня перестраховщиком, если хочешь, но я не в восторге от твоего стремления рыскать по всему дому в поисках этого мальчишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48