А к полю боя я не смог подобраться близко. Думаю, она должна быть там, под защитой этого Саймондса… или…
Он не смог произнести этого слова. Мэри-Эстер облизала пересохшие губы и спросила:
– А как идет сражение? Все рассказы такие разные…
– Издали трудно определить, темно, но, похоже, у наших больше солдат.
– У наших? – резко переспросила Мэри-Эстер. Но Эдмунд слишком устал и не заметил ее негодования.
– Роялистов меньше, и, по слухам, принц Руперт бежал, и все прекратили сопротивление, кроме полка лорда Ньюкасла.
Их глаза встретились. У измученной Мэри-Эстер уже не хватало сил, чтобы быть жестокой.
– А как же твои сыновья? – спросила она и, посмотрев ему в глаза еще мгновение, отправилась ухаживать за ранеными.
Немного погодя прибыло несколько солдат Руперта. Трое из них сидели верхом на одной измученной лошади, которая, похоже, могла вот-вот рухнуть прямо под ними. Соскользнув на землю, они попросили воды. Двое поддерживали третьего, рука которого была разрублена у плеча почти насквозь. Они отвели его в коридор, и Мэри-Эстер, опустившись подле него на колени, как можно лучше перевязала рану, хотя и понимала, что это ему уже не поможет Лицо его было восковым от потери крови и приближающейся смерти.
– Какие новости? – негромко спросила она. – Какие новости о моей семье? – остальные двое обменялись взглядами, явно не желая отвечать. – Умоляю, скажите мне правду! Вы видели их… капитана Гамильтона и лейтенанта Морлэнда?
– Госпожа, мы не знаем ничего о капитане Гамильтоне, но мы видели, что лейтенант Морлэнд погиб, – наконец ответил один из них.
Удар оказался слабее, чем она могла бы ожидать. Эти слова, похоже, не так уж много для нее значили.
– Расскажите, как это произошло, – попросила она.
– Конь пал под ним, и пока он пытался подняться на ноги, его убил шотландец, – невыразительно произнес тот же солдат. Они повидали так много смертей, что их чувства притупились. – Немногие из нас выбрались оттуда. Все кончено, госпожа. Мы бы хотели только попить воды, а потом надо двигаться дальше.
– Но этот человек не может двигаться, – сказала Мэри-Эстер. – Оставьте его мне, мы тут о нем позаботимся.
Солдаты обменялись взглядами и дружно ответили:
– Благослови вас Господь, госпожа.
– И вас обоих храни Господь, – отозвалась она. Мало-помалу приходили вести… вести о поражении. Все бежали, были ранены или погибли… тысячи погибли. Уже после одиннадцати часов вечера в дом принесли Фрэнсиса, принесли двое пастухов с дальних полей, прямо с того места, где убитые кучами громоздились при лунном свете. Они принесли и конюха Саймона тоже, но вот господина Кита найти не смогли. Не было никаких следов и госпожи Анны – ни мертвой, ни живой. Рассказывали, однако, что лейтенант Саймондс поехал искать ее и не вернулся, так что оставалась надежда, что он, возможно, где-нибудь укрыл ее в безопасности.
Пастухи отнесли Фрэнсиса в часовню и положили там вместе с другим убитым. Ему было двадцать три года. Мэри-Эстер стояла, охваченная горем, и смотрела на него. Она не могла плакать, но, ощутив его смерть, поняла, что и Кит тоже погиб. Вошел Эдмунд и встал рядом с ней. Мэри-Эстер взглянула на мужа и увидела, что его лицо искажено болью еще сильнее, чем у нее, но ей хотелось лишь поскорее вырвать его из своего сердца, никакой жалости к нему у нее не было.
– Фрэнсис и Кит, возможно, Гамиль, возможно, и Анна тоже, – проговорила она.
Эдмунд посмотрел на нее, и его глаза приняли эти удары, и он не сделал ни единого движения, чтобы уклониться от них.
В сражении, подобном этому, войска находились в постоянном движении, и не прошло нескольких минут, как Гамиль понял, что очутился далеко от места гибели Кита. Он постарался запомнить это место, но в скором времени они тоже бежали, преследуемые шотландцами по пятам. Крупный и быстрый Светлячок без всякого труда обгонял неприятельских низкорослых кляч. Гамиль видел, как спасались бегством другие, и, подобно им, бросился к лесу, но не спрятался в чаще, а промчался сквозь нее. Он не испытывал ни малейшего желания быть захваченным, словно кролик горностаями. Он выбрался из леса с другой стороны и осторожно обогнул его в обратном направлении. Подобравшись как можно ближе, Гамиль спрятал своего коня в зарослях терновника и пополз обратно – разыскивать Кита.
Сражение волной откатилось от того места, где упал Кит, и теперь там лежали только убитые и раненые. Некоторые из последних взывали к нему о помощи, другие же съеживались и трепетали от страха, боясь, что он явился добить их и ограбить. Кладбищенские воры всегда держатся поближе к полю брани. Он полз, низко прижимаясь к земле, словно собака, сам дрожа от потрясения и отвращения. Га-миль не понимал, почему делает это, но знал лишь со странной, безумной уверенностью, что должен отыскать Кита и доставить его тело домой. Он дал ему умереть и теперь обязан искупить свой грех. В дрожащем лунном свете было трудно отличить одно место от другого, да и мертвых вокруг было так много, но, наконец, Гамиль увидел Оберона – этого огромного коня нельзя было спутать ни с каким другим, – и совсем рядом, около него, лежал Кит.
Тело его было холодным и сырым от земли и росы. Он оказался на редкость тяжелым для Гамиля, измученного битвой, но все же ему удалось взвалить тело кузена себе на плечо и отправиться в долгий и мучительный путь. Кит был крупнее Гамиля, ну а мертвые вообще тяжелее живых. Спустя некоторое время он впал в лихорадочное состояние и потерял счет времени. Когда он в конце концов добрался до кустов терновника, Светлячок все еще стоял там, понурив голову, уши его тоже поникли. Конь слишком устал, чтобы сопротивляться или выражать недовольство, когда Гамиль, сантиметр за сантиметром взваливал ему на спину тело. А потом, наконец, он отвязал поводья и повел Светлячка вперед.
Гамиль выбрал окольный путь, чтобы не видеть последствий сражения: Светлячок то и дело спотыкался, и Гамиль, полуобезумевший, спотыкался вместе с ним, а Кит висел поперек седла, и руки его раскачивались в такт с движениями коня. Они снова обогнули этот лес и спустились мимо Хэссея к Уину. Там они остановились и отыскали ручеек, не обагренный кровью. Человек и конь жадно и долго пили. От Уина они двинулись дальше более прямым путем и наконец, уже очень поздно, подошли к Шоузу. Подведя коня к самым воротам, Гамиль стоял, качаясь, и дожидался, пока его впустят. Он не звал и не стучал в ворота, ибо понимал, что его должны были увидеть. И в конце концов ворота распахнулись, и перед ним предстала высокая женщина. Гамиль затуманенными глазами посмотрел на нее и, не узнав, кто это, спросил:
– Она здесь?
Руфь, как только увидела в лунном свете всадника и коня, поняла, что висело поперек седла. Да, он вернулся домой единственным способом, каким мог вернуться. Она отступила назад и бесстрастным голосом сказала.
– Занеси его сюда.
Гамиль завел коня во двор и в отчаянии произнес.
– Это я дал ему умереть. Я мог бы спасти его, но я дал ему умереть. Я ненавидел его, потому что он отобрал ее у меня, и когда я увидел, как враг поднимает свою саблю, я мог бы застрелить его, но не сделал этого. Где же Хиро? Где она? Я должен рассказать ей.
Гнев придал Руфи, и без того высокой и сильной, еще больше сил. Схватив Гамиля за горло, она заставила его посмотреть ей в глаза.
– Молчи! Ты Принес его обратно – вот и довольно. И больше ни слова!
– Но я же должен рассказать ей, – возразил Гамиль.
– Зачем?! Чтобы ей стало лучше? Чтобы утешить ее? Что, по-твоему, с ней будет, если она это узнает? Ты просто хочешь за ее счет снять бремя со своей подлой душонки. Нет уж, храни свою вину при себе, пускай она гложет тебя! Но храни ее молча, пускай она сгрызет без остатка твою жизнь!
Руфь отпустила его как раз в тот миг, когда открылась дверь и вышла Хиро вместе с Эллен и другими слугами. Хиро, хромая, пошла к ним, быстрее, чем, как считала Руфь, она могла передвигаться. В темноте дверного проема появилась еще одна фигура, маленькая фигурка в белой ночной рубашке Руфь попыталась было загородить от Хиро скорбную ношу Светлячка, но это было бесполезно. Ничто не могло отвратить этого удара. Хиро замерла на месте, глаза ее стали огромными, но она не проронила ни звука. Руфь подала знак Перри и другому слуге, и они, выступив вперед, подняли тело с коня и понесли его в дом.
Там они положили его в зале, и Хиро, неловко опустившись на колени подле него, разгладила его волосы, убирая их с лица. В колеблющемся свете свечи он выглядел не таким бледным, хотя лицо его было гладким, как мрамор. Он казался спокойным, словно удивительной красоты статуя. На нем не было никаких отметин, если не считать дырочки в горле «Такая маленькая дырочка, – подумала Руфь, – слишком маленькая, чтобы выпустить всю жизнь».
Хиро долго-долго молча гладила лицо и волосы Кита, а потом протянула руку, чтобы кто-нибудь помог ей подняться, и маленький Кит мгновенно подошел к ней. Она поднялась на ноги и стояла, опершись рукой на плечо сына. Они посмотрели в глаза друг другу. Мальчик побелел и весь дрожал, но держал себя в руках, и казалось, что в этом взгляде они отдают друг другу свою силу и черпают ее.
– Пускай его отнесут в часовню, – проговорила Хиро, и это были первые слова, прозвучавшие в этом доме.
Гамиль шагнул вперед.
– Хиро… – начал он, и тут же Руфь, стоявшая рядом с ним, предостерегая, со злобой вывернула его руку.
Хиро посмотрела на него и сначала не узнала, а потом ее лицо осветилось изумлением и первым проблеском радости.
– Гамиль? О, слава Богу, ты вернулся домой! – воскликнула она. – Гамиль, дрожа, стоял на месте и молчал. – По крайней мере, ты уцелел. Ты у нас еще есть.
Небольшая горестная процессия двинулась в сторону часовни. Руфь и Гамиль остались в зале одни. Он пристально смотрел им вслед, едва начиная осознавать смысл боли. Руфь отпустила его руку.
– Пускай это будет твоим наказанием, – промолвила она.
Хиро и Эллен омыли тело, причесали волосы. Хиро пыталась убедить себя, что это был Кит, но он совсем не был похож на Кита, он напоминал некое его изображение – статую или посмертную маску, словно сам он по-прежнему находился где-то еще, а на данную церемонию прислал вместо себя вот эту замену. На его шее покоился чернильный орешек на кожаном шнурке. Хиро сняла его. Вдоль его верхушки шла царапина, оставленная рапирой. Она долго смотрела на этот талисман, лежавший на ее ладони, а потом, сомкнув вокруг него пальцы, потрясла руками, поднеся их к груди, словно именно они больше всего чувствовали эту боль.
В ту же ночь к воротам подъехали другие всадники и негромко окликнули хозяев. Руфь, жестом приказав Перри отойти, подошла поближе и крикнула.
– Кто там?
– Мадам, мы беженцы, ищем убежища. Не примете ли вы нас к себе?
Она посмотрела сквозь щелочку. Судя по их одежде, подумала Руфь, они не могли быть «круглоголовыми».
– Роялисты? – спросила она.
– Да, мадам, – последовал ответ. Она отперла ворота и сказала.
– Спешивайтесь и заходите.
Мужчины повиновались, и на минуту ее сердце замерло, ибо в этот устрашающий миг она подумала, что это был Кит, вот тот высокий, темноволосый кавалер, шагавший впереди. Там был еще и небольшой смуглый мужчина и трое других, следовавших немного позади них. Невысокий мужчина сказал с иностранным акцентом.
– Мадам, вы миссис Морлэнд, жена Кита Морлэнда?
– Я Руфь Морлэнд, хозяйка этого дома и кузина Кита Морлэнда.
Смуглый человек вздохнул с облегчением.
– Мы его друзья, мадам, нам нужно убежище на эту ночь. Зная, что его дом расположен к нам дружественно..
Руфь посмотрела на высокого мужчину – молодого, очень красивого, широкого в плечах, с худым мрачным лицом и огромными темными глазами и поняла, кто он.
– Здесь вас рады принять, – отрывисто произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Он не смог произнести этого слова. Мэри-Эстер облизала пересохшие губы и спросила:
– А как идет сражение? Все рассказы такие разные…
– Издали трудно определить, темно, но, похоже, у наших больше солдат.
– У наших? – резко переспросила Мэри-Эстер. Но Эдмунд слишком устал и не заметил ее негодования.
– Роялистов меньше, и, по слухам, принц Руперт бежал, и все прекратили сопротивление, кроме полка лорда Ньюкасла.
Их глаза встретились. У измученной Мэри-Эстер уже не хватало сил, чтобы быть жестокой.
– А как же твои сыновья? – спросила она и, посмотрев ему в глаза еще мгновение, отправилась ухаживать за ранеными.
Немного погодя прибыло несколько солдат Руперта. Трое из них сидели верхом на одной измученной лошади, которая, похоже, могла вот-вот рухнуть прямо под ними. Соскользнув на землю, они попросили воды. Двое поддерживали третьего, рука которого была разрублена у плеча почти насквозь. Они отвели его в коридор, и Мэри-Эстер, опустившись подле него на колени, как можно лучше перевязала рану, хотя и понимала, что это ему уже не поможет Лицо его было восковым от потери крови и приближающейся смерти.
– Какие новости? – негромко спросила она. – Какие новости о моей семье? – остальные двое обменялись взглядами, явно не желая отвечать. – Умоляю, скажите мне правду! Вы видели их… капитана Гамильтона и лейтенанта Морлэнда?
– Госпожа, мы не знаем ничего о капитане Гамильтоне, но мы видели, что лейтенант Морлэнд погиб, – наконец ответил один из них.
Удар оказался слабее, чем она могла бы ожидать. Эти слова, похоже, не так уж много для нее значили.
– Расскажите, как это произошло, – попросила она.
– Конь пал под ним, и пока он пытался подняться на ноги, его убил шотландец, – невыразительно произнес тот же солдат. Они повидали так много смертей, что их чувства притупились. – Немногие из нас выбрались оттуда. Все кончено, госпожа. Мы бы хотели только попить воды, а потом надо двигаться дальше.
– Но этот человек не может двигаться, – сказала Мэри-Эстер. – Оставьте его мне, мы тут о нем позаботимся.
Солдаты обменялись взглядами и дружно ответили:
– Благослови вас Господь, госпожа.
– И вас обоих храни Господь, – отозвалась она. Мало-помалу приходили вести… вести о поражении. Все бежали, были ранены или погибли… тысячи погибли. Уже после одиннадцати часов вечера в дом принесли Фрэнсиса, принесли двое пастухов с дальних полей, прямо с того места, где убитые кучами громоздились при лунном свете. Они принесли и конюха Саймона тоже, но вот господина Кита найти не смогли. Не было никаких следов и госпожи Анны – ни мертвой, ни живой. Рассказывали, однако, что лейтенант Саймондс поехал искать ее и не вернулся, так что оставалась надежда, что он, возможно, где-нибудь укрыл ее в безопасности.
Пастухи отнесли Фрэнсиса в часовню и положили там вместе с другим убитым. Ему было двадцать три года. Мэри-Эстер стояла, охваченная горем, и смотрела на него. Она не могла плакать, но, ощутив его смерть, поняла, что и Кит тоже погиб. Вошел Эдмунд и встал рядом с ней. Мэри-Эстер взглянула на мужа и увидела, что его лицо искажено болью еще сильнее, чем у нее, но ей хотелось лишь поскорее вырвать его из своего сердца, никакой жалости к нему у нее не было.
– Фрэнсис и Кит, возможно, Гамиль, возможно, и Анна тоже, – проговорила она.
Эдмунд посмотрел на нее, и его глаза приняли эти удары, и он не сделал ни единого движения, чтобы уклониться от них.
В сражении, подобном этому, войска находились в постоянном движении, и не прошло нескольких минут, как Гамиль понял, что очутился далеко от места гибели Кита. Он постарался запомнить это место, но в скором времени они тоже бежали, преследуемые шотландцами по пятам. Крупный и быстрый Светлячок без всякого труда обгонял неприятельских низкорослых кляч. Гамиль видел, как спасались бегством другие, и, подобно им, бросился к лесу, но не спрятался в чаще, а промчался сквозь нее. Он не испытывал ни малейшего желания быть захваченным, словно кролик горностаями. Он выбрался из леса с другой стороны и осторожно обогнул его в обратном направлении. Подобравшись как можно ближе, Гамиль спрятал своего коня в зарослях терновника и пополз обратно – разыскивать Кита.
Сражение волной откатилось от того места, где упал Кит, и теперь там лежали только убитые и раненые. Некоторые из последних взывали к нему о помощи, другие же съеживались и трепетали от страха, боясь, что он явился добить их и ограбить. Кладбищенские воры всегда держатся поближе к полю брани. Он полз, низко прижимаясь к земле, словно собака, сам дрожа от потрясения и отвращения. Га-миль не понимал, почему делает это, но знал лишь со странной, безумной уверенностью, что должен отыскать Кита и доставить его тело домой. Он дал ему умереть и теперь обязан искупить свой грех. В дрожащем лунном свете было трудно отличить одно место от другого, да и мертвых вокруг было так много, но, наконец, Гамиль увидел Оберона – этого огромного коня нельзя было спутать ни с каким другим, – и совсем рядом, около него, лежал Кит.
Тело его было холодным и сырым от земли и росы. Он оказался на редкость тяжелым для Гамиля, измученного битвой, но все же ему удалось взвалить тело кузена себе на плечо и отправиться в долгий и мучительный путь. Кит был крупнее Гамиля, ну а мертвые вообще тяжелее живых. Спустя некоторое время он впал в лихорадочное состояние и потерял счет времени. Когда он в конце концов добрался до кустов терновника, Светлячок все еще стоял там, понурив голову, уши его тоже поникли. Конь слишком устал, чтобы сопротивляться или выражать недовольство, когда Гамиль, сантиметр за сантиметром взваливал ему на спину тело. А потом, наконец, он отвязал поводья и повел Светлячка вперед.
Гамиль выбрал окольный путь, чтобы не видеть последствий сражения: Светлячок то и дело спотыкался, и Гамиль, полуобезумевший, спотыкался вместе с ним, а Кит висел поперек седла, и руки его раскачивались в такт с движениями коня. Они снова обогнули этот лес и спустились мимо Хэссея к Уину. Там они остановились и отыскали ручеек, не обагренный кровью. Человек и конь жадно и долго пили. От Уина они двинулись дальше более прямым путем и наконец, уже очень поздно, подошли к Шоузу. Подведя коня к самым воротам, Гамиль стоял, качаясь, и дожидался, пока его впустят. Он не звал и не стучал в ворота, ибо понимал, что его должны были увидеть. И в конце концов ворота распахнулись, и перед ним предстала высокая женщина. Гамиль затуманенными глазами посмотрел на нее и, не узнав, кто это, спросил:
– Она здесь?
Руфь, как только увидела в лунном свете всадника и коня, поняла, что висело поперек седла. Да, он вернулся домой единственным способом, каким мог вернуться. Она отступила назад и бесстрастным голосом сказала.
– Занеси его сюда.
Гамиль завел коня во двор и в отчаянии произнес.
– Это я дал ему умереть. Я мог бы спасти его, но я дал ему умереть. Я ненавидел его, потому что он отобрал ее у меня, и когда я увидел, как враг поднимает свою саблю, я мог бы застрелить его, но не сделал этого. Где же Хиро? Где она? Я должен рассказать ей.
Гнев придал Руфи, и без того высокой и сильной, еще больше сил. Схватив Гамиля за горло, она заставила его посмотреть ей в глаза.
– Молчи! Ты Принес его обратно – вот и довольно. И больше ни слова!
– Но я же должен рассказать ей, – возразил Гамиль.
– Зачем?! Чтобы ей стало лучше? Чтобы утешить ее? Что, по-твоему, с ней будет, если она это узнает? Ты просто хочешь за ее счет снять бремя со своей подлой душонки. Нет уж, храни свою вину при себе, пускай она гложет тебя! Но храни ее молча, пускай она сгрызет без остатка твою жизнь!
Руфь отпустила его как раз в тот миг, когда открылась дверь и вышла Хиро вместе с Эллен и другими слугами. Хиро, хромая, пошла к ним, быстрее, чем, как считала Руфь, она могла передвигаться. В темноте дверного проема появилась еще одна фигура, маленькая фигурка в белой ночной рубашке Руфь попыталась было загородить от Хиро скорбную ношу Светлячка, но это было бесполезно. Ничто не могло отвратить этого удара. Хиро замерла на месте, глаза ее стали огромными, но она не проронила ни звука. Руфь подала знак Перри и другому слуге, и они, выступив вперед, подняли тело с коня и понесли его в дом.
Там они положили его в зале, и Хиро, неловко опустившись на колени подле него, разгладила его волосы, убирая их с лица. В колеблющемся свете свечи он выглядел не таким бледным, хотя лицо его было гладким, как мрамор. Он казался спокойным, словно удивительной красоты статуя. На нем не было никаких отметин, если не считать дырочки в горле «Такая маленькая дырочка, – подумала Руфь, – слишком маленькая, чтобы выпустить всю жизнь».
Хиро долго-долго молча гладила лицо и волосы Кита, а потом протянула руку, чтобы кто-нибудь помог ей подняться, и маленький Кит мгновенно подошел к ней. Она поднялась на ноги и стояла, опершись рукой на плечо сына. Они посмотрели в глаза друг другу. Мальчик побелел и весь дрожал, но держал себя в руках, и казалось, что в этом взгляде они отдают друг другу свою силу и черпают ее.
– Пускай его отнесут в часовню, – проговорила Хиро, и это были первые слова, прозвучавшие в этом доме.
Гамиль шагнул вперед.
– Хиро… – начал он, и тут же Руфь, стоявшая рядом с ним, предостерегая, со злобой вывернула его руку.
Хиро посмотрела на него и сначала не узнала, а потом ее лицо осветилось изумлением и первым проблеском радости.
– Гамиль? О, слава Богу, ты вернулся домой! – воскликнула она. – Гамиль, дрожа, стоял на месте и молчал. – По крайней мере, ты уцелел. Ты у нас еще есть.
Небольшая горестная процессия двинулась в сторону часовни. Руфь и Гамиль остались в зале одни. Он пристально смотрел им вслед, едва начиная осознавать смысл боли. Руфь отпустила его руку.
– Пускай это будет твоим наказанием, – промолвила она.
Хиро и Эллен омыли тело, причесали волосы. Хиро пыталась убедить себя, что это был Кит, но он совсем не был похож на Кита, он напоминал некое его изображение – статую или посмертную маску, словно сам он по-прежнему находился где-то еще, а на данную церемонию прислал вместо себя вот эту замену. На его шее покоился чернильный орешек на кожаном шнурке. Хиро сняла его. Вдоль его верхушки шла царапина, оставленная рапирой. Она долго смотрела на этот талисман, лежавший на ее ладони, а потом, сомкнув вокруг него пальцы, потрясла руками, поднеся их к груди, словно именно они больше всего чувствовали эту боль.
В ту же ночь к воротам подъехали другие всадники и негромко окликнули хозяев. Руфь, жестом приказав Перри отойти, подошла поближе и крикнула.
– Кто там?
– Мадам, мы беженцы, ищем убежища. Не примете ли вы нас к себе?
Она посмотрела сквозь щелочку. Судя по их одежде, подумала Руфь, они не могли быть «круглоголовыми».
– Роялисты? – спросила она.
– Да, мадам, – последовал ответ. Она отперла ворота и сказала.
– Спешивайтесь и заходите.
Мужчины повиновались, и на минуту ее сердце замерло, ибо в этот устрашающий миг она подумала, что это был Кит, вот тот высокий, темноволосый кавалер, шагавший впереди. Там был еще и небольшой смуглый мужчина и трое других, следовавших немного позади них. Невысокий мужчина сказал с иностранным акцентом.
– Мадам, вы миссис Морлэнд, жена Кита Морлэнда?
– Я Руфь Морлэнд, хозяйка этого дома и кузина Кита Морлэнда.
Смуглый человек вздохнул с облегчением.
– Мы его друзья, мадам, нам нужно убежище на эту ночь. Зная, что его дом расположен к нам дружественно..
Руфь посмотрела на высокого мужчину – молодого, очень красивого, широкого в плечах, с худым мрачным лицом и огромными темными глазами и поняла, кто он.
– Здесь вас рады принять, – отрывисто произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69