Донес Назарян. Журналист сказал ему, что его сыну дадут не год условно, а пять лет строгого режима.
Кольцов насторожился:
— Какой журналист?
— Не назвался. В контору не заходил.
— Как он попал в Нюду? Я же приказал: без разрешения никого в вертолеты не брать!
— Бортов не было. Скорее всего, по зимнику.
— Внешность?
— На вид лет около сорока, высокий, белобрысый. В себе уверен, участкового послал на ...
— Это Лозовский! Вы знаете, полковник, что делать.
— А если не он?
— Летите в Нюду. Возьмите Леонида, он знает его в лицо.
Если не он: кто, на кого работает. Если он...
— Понял.
Около полудня следующего дня Полковник сообщил:
— Он. Сейчас в камере в опорном пункте милиции. Задержан участковым за появление в поселке без разрешения.
— Действуйте.
— Слушаюсь.
Весь день Кольцов не мог сосредоточиться на работе — ждал звонка из Нюды. Несколько раз сам порывался позвонить, но клал трубку. Можно было нарваться — Полковник мог и обматерить.
Раз не звонит — значит, не о чем доложить.
Звонок раздался поздно вечером. Полковник доложил:
— У нас ЧП.
Это было немыслимо: Лозовский сбежал. Сбежал из Нюды, от которой сто километров до райцентра по бездорожью и сто восемьдесят до Нижневартовска. Угнал вездеход. Едет по зимнику в Нижневартовск.
Кольцов приказал:
— Пошлите своих людей на посты ГИБДД на въезде в город!
— Уже послал.
— И в аэропорт. Он может объехать посты.
— Послал. Утром буду там сам.
— Он не должен вернуться в Москву, вы меня поняли?
— Не повторяйтесь, — буркнул Полковник и ушел со связи.
Что Лозовский узнал в Нюде? С кем, кроме Назаряна, он успел поговорить? Кольцов не знал, какую угрозу несет возвращение Лозовского в Москву. Но чуял нутром: опасно, очень опасно. Лозовский неуправляем. Это Кольцов уже давно понял.
Он непредсказуем. Это понял только теперь. Он не должен вернуться в Москву. И это как раз тот случай, когда необходимо идти даже на самые крайние меры.
Кольцов позвонил капитану Сахно и приказал взять под наблюдение Шереметьево, редакцию и квартиру Лозовского.
Если будет возможность — перехватить. Любым способом.
В Нижневартовске Лозовский не появился. Среди пассажиров, прилетевших в Москву, Лозовского не было. В редакции его не было. На звонки домой жена отвечала, что он работает над срочной статьей на даче.
Ситуация становилась все более угрожающий.
Вошел дежурный референт:
— Геннадий Сергеевич, звонят с вахты. Какой-то человек хочет вас видеть. Говорит, что вы будете ему очень рады.
— Кто?
— Журналист Лозовский.
IV
Референт вышел встретить Лозовского на вахту, в фойе особняка принял «аляску» и шапку и по знакомой уже Лозовскому мраморной лестнице с красным ковром проводил его в кабинет президента ОАО «Союз». Кольцов встретил его стоя у стола и опираясь на него костяшками пальцев.
— Вы ранены? — спросил он, увидев грязную марлевую повязку на голове гостя.
— И довольно глубоко.
— Вам нужно в больницу, сделать перевязку и зашить рану.
— Ни в коем случае, — возразил Лозовский. — Мне нужно довезти эту рану до Москвы. Это не рана, это вещественное доказательство.
— Вещественное доказательство чего?
— Того, что у вас крупные неприятности, господин Кольцов.
Настолько крупные, что я даже не уверен, можно ли назвать их неприятностями.
— Объясните.
— Охотно. Особенно если вы предложите мне сесть. По правде сказать, у меня был не очень легкий день, я чувствую себя несколько утомленным.
— Разумеется. Садитесь, пожалуйста, господин Лозовский.
— Спасибо. Так вот, о неприятностях, — продолжал Лозовский, с удовольствием погружаясь в глубокое кресло и вытягивая ноги. — Как вы наверняка знаете, каждое оружие оставляет в ране свои, только ему присущие следы. Не является исключением и такое экзотическое по нынешним временам оружие, как кастет. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Нет.
— Сейчас поймете. В Москве судмедэксперты обследуют мою рану. И сравнят ее с раной на голове одного молодого московского журналиста. Со смертельной раной. И без особого труда обнаружат идентичность оружия. Это оружие — кастет вашего телохранителя Ленчика.
— Про какого журналиста вы говорите?
— Про Стаса Шинкарева, через которого вы слили информацию о «Нюда-нефти» генералу Морозову.
— Шинкарев убит?
— Только не говорите, что вы ничего об этом не знали.
Не ответив, Кольцов обошел стол и опустился в свое кресло.
Его малоподвижное серое лицо словно бы окаменело.
— У меня такое ощущение, что вы действительно ничего об этом не знали, — заметил Лозовский.
— Не знал. Я приказал заплатить ему тридцать тысяч долларов. Он согласился и обещал молчать.
— Об этом вам доложил капитан Сахно?
— Да.
— Какой интересный поворот темы! Так-так-так. Нужно будет посоветовать подполковнику Саше Муравьеву, это оперативник из убойного отдела МУРа, — объяснил Лозовский, — провести обыск на квартире Шинкарева. Впрочем, его уже наверняка провели. И у меня почему-то такое чувство, что тридцати тысяч долларов там не нашли. А вы как думаете? Готов спорить на бутылку, что не нашли. У меня в связи с этим только один вопрос: эти тридцать штук вернулись к вам или их по-братски разделили между собой капитан Сахно и ваш Ленчик?
— Вы за кого меня принимаете?
— Это я и пытаюсь понять. За кого мне вас принимать. Так вот, информация о том, что телохранитель нефтебарона Кольцова убил московского журналиста произведет определенное впечатление в определенных кругах. И ваш Ленчик сдаст вас без секундного колебания. Даже если вы не отдавали приказа убить Шинкарева, он все равно будет валить на вас. Капитана Сахно пристегнуть к этому делу будет немного трудней. Но я уверен, что подполковник Муравьев с этим справится.
— Мой телохранитель ничего не будет валить на меня.
— Вы так уверены в его преданности?
— Он был мне предан. Он служил в спецназе в Чечне. После контузии его комиссовали с нищенской пенсией. Я вытащил его из грязи. Я говорю «был», потому что Леонид убит.
— Да что вы?! — постарался как можно более искренне поразиться Лозовский. — А еще вчера утром он был довольно живым. Кто же его убил?
— Как вам удалось сбежать из Нюды? Вы сидели в камере в опорном пункте милиции.
— Сам удивляюсь. Сначала услышал удары по двери из соседней камеры, потом выстрел, потом в коридоре забегали.
Я выглянул, дверь оказалась открыта, никого. Я вышел во двор. У крыльца стоял вездеход. С моей стороны глупо было не воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств.
— Куда вы дели вездеход?
— Оставил на берегу возле соседнего леспромхоза. По узкоколейке доехал до Сургута. Из Сургута на самолете — сюда.
Так кто же убил вашего верного телохранителя?
— Заключенный Вартан Назарян.
— Вот как? — теперь уже вполне искренне поразился Лозовский.
— Он начал стучать в дверь камеры, Леонид заглянул узнать, в чем дело. Назарян оглушил его, завладел его пистолетом и застрелил. Это и был выстрел, который вы слышали. Он попытался бежать, забаррикадировался в бесхозном балке, отстреливался. В перестрелке его убили.
— Вартана Назаряна убили?
— Да.
— В таких случаях мой друг Паша Тюрин говорит: Бог не фраер. А я скажу по-другому: отец отдал сына на заклание. И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет. Шекспир отдыхает.
И это в наше-то прозаическое время! Впрочем, нет. Время, когда в центре Москвы террористы захватывают концертные залы, прозаическим не назовешь.
— Теперь вы понимаете, почему Леонид не может меня сдать?
— Понимаю.
— Я вижу, мое сообщение испортило вам настроение?
— Господин Кольцов, это ненадолго, — заверил Лозовский. -
Еще часа полтора мое настроение будет довольно приличным. А вот потом испортится. Поэтому чем быстрее мы перейдем к делу, тем лучше.
— О каком деле вы говорите?
— О вашей афере с «Нюда-нефтью». И не делайте вид, что не понимаете. Все вы понимаете.
— Что вы об этом знаете?
— Вы пытаетесь впарить «Бритиш Петролеум» за четыреста миллионов долларов компанию, которая стоит не больше пятидесяти миллионов. Это — главное. Остальное частности. Их я не знаю.
— Вы в этом уверены?
— Я был не очень в этом уверен. До тех пор, пока не получил по затылку кастетом.
— Рисковый вы человек, Лозовский. Не боитесь, что не выйдете из этого дома? — поинтересовался Кольцов.
— Не боюсь. Есть люди, которые знают, где меня искать. И куда вы денете мой труп?
— Определенно вы принимаете меня за какого-то монстра.
Какой труп? О чем вы говорите? Вы просто проведете два дня в комфортабельной комнате, с телевизором, с хорошей едой и даже с коньяком «Хеннесси», который вам так понравился. В тот момент, когда я открою свежий номер «Курьера» с очерком Степанова, вы немедленно окажетесь на свободе.
— Вы не откроете «Курьер» с очерком Степанова через два дня.
— Попов уверил меня, что очерк стоит в номере.
— Стоит. Но номер не выйдет.
— Почему?
— Сбой в компьютерной системе. Такой же, какой был в вашем банке «Союз-кредит». Вирус, господин Кольцов. Slammer.
Жуткая штука. Киберджихад. Всю базу данных как языком слизывает. А чтобы восстановить ее, понадобится время. Неделя, две, три — столько, сколько нужно.
— Кому?
— Мне.
— Вы блефуете.
— Проверьте. Рискнете? Думаю, нет. Вы не в том положении, чтобы рисковать. Слишком большая ставка в игре — триста пятьдесят миллионов долларов. Или все же рискнете?
— Нет. Давайте к делу. Я повторяю вопрос, который уже задавал: при каких условиях вы воспримите мою проблему как свою? Мне нужно, чтобы очерк Степанова появился в ближайшем номере «Курьера» и чтобы номер вышел в срок. Только не начинайте снова о том, что вы хотите видеть убийц журналиста Степанова в могиле или в тюрьме.
— Не буду. Знаете, в чем ваша ошибка? Вы считаете, что чем больше вы платите человеку, тем лучше он работает. Нет. Тем больше он боится потерять работу. Вряд ли мы договоримся, господин Кольцов. «Российский курьер» — издание независимое. Это единственное, что позволяет нам держаться на плаву. Если мы поможем вам реализовать вашу аферу, наш рейтинг невозвратимо рухнет.
— Про какую аферу вы все время говорите? — раздраженно перебил Кольцов. — Вы путаете понятия «стоимость» и «цена». Да, я хочу продать «Нюду-нефть» англичанам за четыреста миллионов.
И компания стоит этих денег. Это ее подлинная стоимость. А если «Бритиш Петролеум» вложит еще миллионов двести и реализует проекты Христича, она будет стоить и миллиард. Цена в России мало зависит от стоимости. Ее во многом определяют факторы коррупционные. Китайцы предлагали за «Славнефть» четыре миллиарда долларов. За сколько ее продали? За миллиард восемьсот. Кому продали? Своим!
— И все же, и все же. В глазах серьезных предпринимателей, а мы ориентированы на серьезных предпринимателей, это афера.
Очень масштабная, очень остроумная, если не принимать во внимание, что ваш путь к успеху выстлан трупами. Ваш авторитет очень возрастет, если вы сумеете довести дело до успешного конца. Но ваш авторитет — это ваш авторитет. А авторитет «Российского курьера» — это мой авторитет и авторитет моих друзей-журналистов. Мы не договоримся.
— Я выслушал ваши аргументы. Теперь послушайте мои, — проговорил Кольцов. — Миллион долларов. Наличными. Вам.
— Три миллиона триста тысяч, — невозмутимо поправил Лозовский.
— Сколько?! — изумился Кольцов. — Да за эти деньги я куплю «Российский курьер» со всеми потрохами!
— Это я вам и предлагаю сделать.
— Так. Очень интересно. Объясните, для чего мне «Российский курьер»?
— Странно, что вы, опытный бизнесмен, этого не понимаете.
Сколько вы тратите на взятки губернаторам и их командам?
— Много, — буркнул Кольцов.
— Не много, а очень много, — уточнил Лозовский. — Это ваш единственный рычаг. Между тем есть другой рычаг, гораздо более дешевый и более мощный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57