Могучий мотор двухколесной машины взревел, мотоцикл, как норовистый конь, взвился на дыбы, и великий жрец богини Ламашту умчался с поля боя, оставив на нем мертвые или корчащиеся в предсмертной агонии тела своих преданных слуг.
Вдали уже звучали сирены милицейских автомашин.
***
Сырое полутемное подземелье святилища было, как всегда, озарено мерцающим багровым светом факелов. В центре, на блестящей поверхности алтаря, красовалась золотая статуэтка львиноголовой богини. Перед алтарем, подняв к потолку святилища худые руки, стоял высокий длинноволосый мужчина в белом одеянии.
- Приди, приди к нам, великая богиня! - проговорил он нараспев. Приди к нам, львиноголовая! Поднимись к нам из своих подземных чертогов, яви свою мощь верным твоим слугам! Лицезрей нашу верность тебе, о великая мать тьмы! Мы исполнили твое приказание: твое земное вместилище, древнее золотое изваяние, заняло подобающее место на алтаре нашего храма!
Мы доказали свою верность тебе, о великая черная мать!
Жрец опустил руки, бросил на алтарь горстку сухой травы, прикоснулся к ней, и трава вспыхнула. Над алтарем поднялось облачко ароматного дыма, вкусно запахло пряностями - базиликом, сельдереем, еще чем-то хорошо знакомым.
Толпящиеся вокруг алтаря посвященные удивленно переглянулись - запах был совсем не тот, к которому они привыкли, и не пришло вслед за этим запахом знакомое сладковатое головокружение, пьянящее чувство душевного подъема, чувство собственной значительности, чувство причастности к великому делу, принадлежности к древнему могучему племени.
Да и самих посвященных было сегодня гораздо меньше, чем обычно, среди них не было самых старших, самых близких к великому жрецу - воинов Ламашту. В храме были только юноши, почти дети, недавно прошедшие посвящение.
Перед началом богослужения кто-то шепотом говорил о неудачной операции, о том, что большинство воинов погибло, один только жрец сумел спастись, бросив на поле боя своих верных слуг. Посвященные с недоверием и опаской слушали эти разговоры, они ждали, что жрец опровергнет гнусный слух и вернет своей пастве чувство уверенности и самоуважения.
- О львиноголовая! - продолжал жрец свои причитания. - Приди, приди к нам, приведи за собою своих чудовищных прислужников, приведи злых духов и голодных демонов, приведи страшных пожирателей трупов, обитателей могил, призраков темных кладбищ! Яви нам свое великое могущество!
Жрец подсыпал на алтарь сухой травы, но от этого только усилился запах пряностей, к тому же сильно запахло горелым лавровым листом.
Молодые айсоры растерянно переглядывались. Привычное легкое головокружение не приходило, а без этого ощущения слова великого жреца казались пустыми и смешными, да и сам он не производил прежнего впечатления значительности, не внушал почтительного страха.
- Приди, приди к нам, львиноголовая Ламашту! - снова возвысил жрец свой голос, и вдруг под сводами пещеры, где прежде раздавался только голос жреца или леденящий душу звериный рев, послышался громкий, отражающийся от стен, усиливаясь и множась этими отражениями, женский голос.
Этот голос говорил на древнем языке ассирийцев, и в первый момент посвященные подумали, что богиня услышала призывы жреца и отвечает ему, но потом некоторые из айсоров, те, кто знал язык своих предков, начали возмущенно перешептываться, переводить ассирийские слова своим соседям, а потом раздающийся под сводами пещеры женский голос заговорил по-русски, чтобы его поняли и те, кто не знал древнего языка:
- Дети мои, он обманывает вас! Тот, кто называет себя великим жрецом, всего лишь жалкий жулик, обманщик, аферист, цирковой фокусник! Он обкуривал вас наркотическим дымом, чтобы легче было управлять вами, чтобы вы верили ему и не задавали лишних вопросов. Он, выдающий себя за жреца, за служителя ассирийской богини, даже не знает древнего языка! Спросите его о чем-нибудь по-ассирийски - и посмотрите, сумеет ли он вам ответить! Он ничего не знает о древних традициях ассирийцев, он клеймит вас знаком, которым ваши предки отмечали рабов!
В святилище поднялся возмущенный ропот. Молодые айсоры начали медленно приближаться к алтарю. Тогда жрец, злобно покосившись на темные своды пещеры, откуда усиленный мощными динамиками, спрятанными под потолком, раздавался обвиняющий его голос, ударил в тяжелый медный гонг.
Тоскливый металлический гул наполнил святилище, пламя факелов заколебалось, и посвященные отшатнулись от алтаря: позади него из-за красного покрывала появились двое прислужников жреца, двое высоких людей в белых одеждах, чье безмолвное появление всегда наводило ужас на посвященных, от чьей тяжелой поступи содрогалась земля, от чьих немых фигур веяло сырым холодом подземного мира...
Но сегодня и златолицые были не такими, как прежде.
Во-первых, они, собственно, и не были златолицыми. Один из них торопливо пытался надеть на себя золоченую маску, чтобы скрыть толстое, бледное, как сырая картофелина, лицо, изуродованное гноящимися нарывами, и веревочные завязки, на которых держалась красная борода из ярко окрашенного конского волоса. Второй златолицый уже надел маску, но напялил он ее криво, поэтому плохо видел и все время спотыкался. Да они оба шли неуверенной, покачивающейся походкой пьяных.
Великий жрец обернулся к своим прислужникам, увидел их и испустил стон, в котором перемешались ненависть, разочарование и бессильная злоба.
Златолицый, который никак не мог надеть маску, выронил ее из непослушных рук, она с сухим картонным звуком покатилась по полу пещеры и остановилась перед толпой посвященных. Один из молодых айсоров поднял ее. Маска была сделана из папье-маше, как те маски, которые под Новый год напяливают артисты на детских елках, и выкрашена дешевой бронзовой краской.
Златолицый, пьяно пошатываясь, двинулся к толпе посвященных, протягивая руку за своей маской и издавая нечленораздельные мычащие звуки, какие часто издают глухонемые.
В толпе айсоров кто-то коротко и нервно засмеялся, к этому смеху присоединились еще несколько голосов, и через минуту все святилище наполнилось оглушительным хохотом, отдававшимся от сводов пещеры и заставлявшим колебаться дымное пламя факелов.
Попятившись перед хохочущей толпой своих недавних верных почитателей, великий жрец, сразу утративший свое былое величие, былую значительность, даже, кажется, ставший меньше ростом, схватил с алтаря золотую ассирийскую статуэтку, спрятал ее в складках своей длинной одежды и бросился в темный угол пещеры, скрывшись за красным занавесом, откуда незадолго перед тем появились его златолицые подручные.
Тотчас из толпы хохочущих айсоров выскочил Шоша и рванулся следом за жрецом.
- Стой, собака! - кричал он на бегу. - Ты мне ответишь за все!
Надежда с тетей Васей находились в это время в запертой снаружи комнате, каких много было в этом необозримом подвальном помещении. Изнутри Надежда для верности заклинила ручку двери ножкой от сломанного стула. Пока стирали запись львиного рыка, пока записывали на то же место речь тети Васи, время пролетело незаметно, и Шоша спохватился, что скоро набегут в подвал люди. Нашли маленькую комнатку в самом дальнем конце коридора, запихнули туда двух женщин и ушли, чтобы смешаться с другими поклонниками богини.
Тетя Вася, сидя в полной темноте, перебирала свои таблички и что-то приговаривала. Надежда нервничала, как все пройдет.
Однако запах лаврового листа долетал и до них, стало быть, жрец в волнении ничего хорошенько не рассмотрел и насыпал на алтарь то, что подсунула ему Надежда. Когда раздался хохот, Надежда так и подпрыгнула от любопытства, но сдержала себя, да и все равно выйти не могла.
Она беспокоилась, не забудет ли Шоша их выпустить, как вдруг услышала топот и крики.
- Стой, сволочь, стой! Ты так просто не уйдешь...
И тут раздался звук, в котором Надежда без труда узнала выстрел. После прозвучали удаляющиеся шаги, и все стихло. Где-то шумели и смеялись, но возле их двери никого не было.
Надежда решилась постучать в дверь, сначала тихонько, а потом заколотила ногой. Ей показалось, что в ответ раздался стон.
- А, не сидеть же здесь вечно! - рассердилась она, вытащила из ручки ножку от стула и налегла на дверь.
М-да, это только в кино показывают, как герой легко плечом высаживает дверь. Здесь, в подвале, однако, либо двери были старые, крепкие, либо же Надежда малосильная.
Неудача не сломила Надежду, она прикинула, что двери все-таки от сырости должны были подгнить, отбежала в сторонку и налетела на дверь с разбега. Дверь что-то произнесла неразборчивым скрипом, но устояла, зато стон раздался громче. Надежда окончательно озверела и рванулась на дверь, как Александр Матросов рвался в свое время на амбразуру дота. Она громко охнула, рассадив плечо, но зато дверь, рассудив, что с Надеждой лучше не связываться, поддалась, и Надежда вывалилась в коридор вместе с дверью и косяком.
В пустом коридоре у стены сидел Шоша и зажимал рукой кровоточащую рану в плече.
- Господи! - ахнула Надежда.
- Спокойно, Надя, спокойно, - подоспела тетя Вася, - рана, как я вижу, сквозная, это неопасно. Лишь бы крови много не потерял... - Она ловко расстегивала Шошину рубашку.
- Ушел, собака, ушел, - стонал Шоша, - и богиню унес...
- Это жрец тебя?
- Он.
Надежда пробежала немного по коридору, но потом опомнилась - не хватало еще, чтобы ее пристрелили! Она склонилась, когда увидела на полу белый сверток. Это были священные одеяния жреца.
- О, из простыни сшито! - обрадовалась тетя Вася. - Сейчас Шошу перевяжем.
- Грязное оно, - с сомнением произнесла Надежда.
- Ничего, там в больнице антибиотики проколят, а сейчас главное стянуть потуже. - Она уже ловко разорвала белое полотно на полосы.
В коридоре появились Слава и еще несколько айсоров.
- Там этих козлов златолицых связали, - сообщил Слава. - Ну, смех глядеть, какие они пьяные были!
- Ага, значит, это для них то снадобье было, - догадалась Надежда.
- Это их он за дверью в той комнате держал, они вообще-то немые, говорить не умеют.
Надежда сбегала посмотреть на ненормальных. И этих полудурков боялись все бандиты города? Но, вспомнив жуткие рассказы про отрубленные головы, Надежда содрогнулась. Каким же наркотиком поил их жрец?
Айсоры посматривали на нее с недоверием, но тетя Вася, появившись, заговорила по-ассирийски, и парни подобрели.
- Вот что, ребята, - сказала Надежда, - надо Шошу выносить и в больницу определять. Сможете так его устроить, чтобы милиция не привязалась? Рана-то огнестрельная.
Ребята посовещались и сообщили, что могут - есть в одной больнице верный человек.
- А этих - с масками, мечами и бородами - надо бы в милицию сдать, заговорила тетя Вася.
- Отвезем и положим прямо напротив отделения, - сказал Славка Таракан.
- Нет уж, ты нас обратно сопроводи, - решительно сказала Надежда, тем же путем. Мы тут ни при чем, так что нам незаметно выйти надо.
Парни уже тащили Шошу к выходу. Потом поволокли златолицых. Надежда аккуратно загасила светильники, покачала головой, глядя на пустую нишу, где стояла раньше статуя богини.
В путь по подземным коридорам отправились втроем. Слава вел под руку тетю Васю и освещал путь фонариком. Сзади тащилась Надежда, держа под мышкой неудобный тяжеленный ящик с табличками, и изрыгала проклятия не, хуже львиноголовой богини Ламашту.
***
Ашот Арутюнян считал, что судьба к нему несправедлива. Он был трудолюбив, обаятелен, умен, даже хитер, настойчив. Казалось бы, у него было все, что требуется, чтобы сделать карьеру, прославиться, разбогатеть, но постоянные неудачи преследовали его с завидным упорством.
Ашот родился в маленьком армянском селе. Конечно, это не место для честолюбивого юноши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35