На одной
из сторон зажигалки, обращенной к Комбинасу, было крошечное, но
очень яркое зеркало. Любезно протянутая Ромуальду зажигалка
оказалась между сигаретой и картами у него в руках. Поднеся
горящую зажигалку, толстяк едва заметно поводил ею
слева-направо и справа-налево, в то время, как Ромуальд --
классический жест курильщика -- смотрел, хорошо ли он прикурил.
Молниеносный взгляд, и толстяк увидел в зеркальце карты
француза. У него был красивый "фул" из трех дам. Операция
"перископ" длилась всего шесть секунд. Хитрость состояла,
по-первых, в том, чтобы иметь орлиное зрение, дабы мгновенно
разглядеть отраженные в зеркальце карты, во-вторых, сделать при
этом вид, что карты партнера тебя вовсе не интересуют,
в-третьих, устроить так, чтобы клиент взял сигарету из любезно
предложенной ему коробки: в-четвертых, опередить его, поднеся
ему зажигалку прежде, чем он зажжет спичку или достанет
собственную зажигалку. Иногда заклинивало, клиент пользовался
своей зажигалкой, в таком случае старались побыстрее закончить
партию с наименьшим риском проиграть, но редко случалось, чтобы
клиент отказался от столь любезно предложенного ему огня. Фокус
заключался в том, чтобы зажигалка оказалась точно между картами
и сигаретой; не предлагать прикурить, прежде чем простофиля не
возьмет карты в руки и не развернет их веерам у себя под носом.
Наконец, высшая ловкость заключалась в том, чтобы легким
движением подтолкнуть коробку с сигаретами или сигарами другим
игрокам и также услужливо поднести им зажигалку, чтобы простак
не удивился, почему это его одного обслужили, а остальных нет;
доходило до того, что клиент, вовлеченный в этот обмен
любезностями, протягивал спичку или свою зажигалку кому-нибудь
из партнеров, сидящему с сигаретой в зубах.
Ромуальд выкурил штук тридцать сигарет и пять или шесть
легких сигар. Партии в покер, организованные мастерской рукой
Нини Комбинаса, заканчивались всегда в насквозь прокуренных
комнатах, где от дыма впору было вешать топор.
Около четырех часов утра, прикинув, что он проиграл уже
достаточно -- его долг вырос до 240 000 долларов -- Ромуальд,
отчаявшись отыграться, усиленно позевывая, выразил желание идти
спать. Комбинас, Пьянити и швед переглянулись: это означало,
что надо дать "голубку" возможность отыграться, чтобы у того
возникло желание продолжать игру. Комбинас одарил его своей
самой дружеской улыбкой:
-- У вас есть чем заплатить, приятель?
-- О, да, конечно, сказал Ромуальд, сжимая ногами сумку
под столом, при этом у него перехватило в горле, и кадык
заходил ходуном.
Двумя часами ранее Комбинас постарался -- сукно на столе
было залито вином из опрокинувшейся бутылки,-- вынув из кармана
газету, это была "Франс-Суар" двухмесячной давности, расстелить
ее не столе прямо под носом у Ромуальда. Последний из
Мюзарденов мог видеть на фотографии на первой странице жирное
лицо своего соседа по столу, улыбающгося фоторепортерам, а под
ним крупными буквами визитную карточку толстяка с жестокими
глазами: "Самого жестокого после Петьо убийцу-садиста видели в
Риме неделю тому назад. Действительно ли этот параноик выпустил
кишки молодой бермешне, предварительно выколов ей глаза... ?"
x x x
-- Счет дружбы не портит, уточнил Комбинес, наливая
Ромуальду полный стакан виски с мятой. Ну что, играем до пяти
часов?
-- Я. Да, конечно,-- ответл Ромуальд, чувствуя, что у него
мокрые трусы, а к животу словно приставили раскаленный утюг.
x x x
В 6 утра Комбинас решил, что, пожалуй, хватит, француз
должен был им почти в десять раз больше, чем они потеряли из-за
скандала в Ля-Виллет. Ночь оказалась прибыльной. Ромуальду
позволяли отправиться спать, после того, как он отдаст деньги.
-- День... Деньги у меня в номере...-- пробормотал
Ромуальд, не решаясь открыть сумку на глазах у бандитов. Он
прикинул, что заплатив долг чести, у него еще останется
примерно половина жемчужин, то есть, около сотни; не было
никакой надежды оценить жемчуг по его настоящей стоимости; он
на этом роковым образом терял; но иного выбора у него не было.
Сумка лежала на его костлявых коленях. Если гангстеры
пронюхают, что там у него ценностей как в витрине магазина
Картье, они не отстанут, пока не выудят все.
Преступники обменялись взглядами.
-- Наш друг Пьянити проводит вас, сказал Комбинас. На
случай, если вы заблудитесь по дороге.
Пьямити встал, надел куртку, готовый сопровождать
Ромуальда в его номер. Гертруда, оттанцевав и вернувшись около
двух часов назад, поспала немного в соседней комнате, вышла,
едва одетая, в турецких туфлях на босу ногу и принялась снова
теребить уши своего толстяка.
-- Мы можем вернуться в Париж, моя сладкая лапочка, и
отныне Париж будет принадлежать нам,-- шепнула туша.
Ромуальд и Пьянити вышли из номера, причем, последний
слегка подталкивал бывшего фотографа указательным пальцем в
спину. Тот изо всех сил прижимал к себе сумку.
-- А как же полиция, Нини? -- удивленно спросила
тенцовщица.-- Нас, вроде бы, не очень жаждут там видеть...
-- Не переживай, теперь у меня есть деньги. Если на
берегах Сены нас встретят не слишком приветливо, мы уедем в
Италию или Марокко, тем будет видно. Одевейся и надень серьги,
мы летим первым же самолетом.
Детектив отеля -- бывший сотрудник ФБР, широкоплечий тип,
не любящий шуток -- потягивал свой утренний виски в баре на
этаже, когда он увидел Ромуальда и Пьянити. Бандит с обезьяньим
лицом заметил подозрительный взгляд, брошенный на него сышиком.
Он счел за благо не идти следом за Ромуальдом и прошептал ему
на ухо:
-- Я жду вас на террасе. Подышу немного свежим воздухом...
Давайте по-быстрому. Без глупостей, я за вами слежу.
Гангстер занял позицию на террасе, откуда видна была
дверь, ведущая в номер Ромуальда. Безработный фотограф
направился к этой самой двери. Подошедший к нему в эту минуту
детектив любезно спросил, преграждая ему путь:
-- Что-нибудь не так, мсье Мюзарден? Вы уверены, что все
идет так, как вы того желаете?
-- Все отлично,-- еле слышно пробормотал Ромуальд.
-- Должно быть, устали, всю ночь играли в карты...
-- Довольно-таки, да.
-- Держу пари, вы проиграли?
-- Да, сказал Ромуальд, заметив угрожающий взгляд Пьянити,
следившего за их разговором сквозь стекло.
"Против зтого возразить нечего", сказал сам себе детактив.
"Он имеет право заплатить своими жемчужинами. Попытаюсь-ка я
потрясти немного Комбинаса и получить мои комиссионные..."
-- Мое почтение, мсье Мюзарден, и доброго вам дня,
произнес детектив, направляясь обратно в бар.
Ромуальд поспешно вошел в номер, и Пьянити, видя, что
сыщик ушел, проскользнул следом за ним в комнату. Тогда
Ромуальд стремглав влетел в туалет и закрылся там. Бандит ждал
в ванной и мыл руки, насвистывая "Пляску смерти" Сен-Санса.
Трясущимися руками Ромуальд быстро засунул сотню розовых
жемчужин в карманы, оставив другую половину в сумке. Он спустил
воду, вышел из туалета и в сопровождении Пьянити вернулся в
комнату.
-- Я вынужден расплатиться с вами жемчугом, очень редкие и
дорогию жемчужины, через минуту заявил Ромуальд, усаживаясь на
кровать, тогда как Пьянити устроился в кресле и закурил
сигарету.
Ромуальд встал, открыл сумку и вытряхнул ее содержимое на
столик. Сверкающие ослепительным блеском жемчужины покатились
по его поверхности. Понимавший толк в жемчуге Пьянити подошел и
на мгновение залюбовался. Взяв одну из жемчужин двумя пальцами,
чтобы рассмотреть поближе, он сказал:
-- Ваша кошка превратилась в жемчуг?
-- Нет, я... То есть...
-- На трудитесь зря. Хорошо. Я думаю, что мои друзья
согласятся взять эти жемчужины, но нужно переговорить с мсье
Комбинасом. Мы обсудим это. Надо быть в полной уверенности, что
они настоящие, ваши жемчужины, вы понимаете... На вид они
недурны, но кто знает?
В ту же самую минуту самый крупный не Ближнем Востоке
эксперт по жемчугу и драгоценным камням -- Кольботорк,-- будучи
в Адене проездом по личному деду -- и которому Комбинас уже
позвонил -- входил в номер толстяка с портфелем, набитым лупами
и ручными весами.
Вернулся Пьянити, слегка подталкивая Ромуальда в спину.
Ведикий Кольботорк, усевшись за стол, подверг все сто жемчужин,
отданных бандитам, тщательному анализу. Исследование длилось
добрых полчаса. Затем эксперт, едва скрывая свое восхищение
жемчугом, который ему довелось изучать, клятвенно заверил, что
тут его на немногим более десяти миллиардов. Комбинас
королевским жестом протянул десяток жемчужин Ромуальду, потом
они пожали друг другу руки и выпили по последнему бокалу
шампанского, чтобы обмыть эту сделку, заключенную без споров и
в добром согласии.
Ромуальд лег спать, когда жетокое аравийское солнце уже
ударило своими пылающими лучами в стены отеля.
Приняв душ, последний из Мюзарденов с облегчением
вытянулся на кровати -- душа у него буквально пела от радости
-- он вырвался из лап мошенника, имеющего страшную репутацию
убийцы и потрошителя трупов. У него осталось немногим более
половины жемчужин, то есть, примерно на три миллиарда,
достаточно, чтобы поселиться в Кьефране со всеми удобствами и
стать тем сеньором, которым в глубине души он и не переставал
никогда быть. Его станут уважать, и он приведет Ирен в свой дом
и в свою постель. Единственное, за что он мог бы себя
упрекнуть, это за то, что дал Комбинасу и его подручным завлечь
себя в свои сети и так по-глупому согласился играть о ними в
покер, а ведь он мог преспокойно покинуть отель, даже не
заплатив по счету.
Чтобы купить билет на самолет, он продал одну жемчужину
Бен Задрифу. Тот не стал делать ему подарков и отвалил ровно
столько, сколько стоил билет до Марселя. В кафе в аденском
аэропорту, прежде чем сесть на семолет, Ромуальд поспешно
начертал на открытке, адресованной Ирен де Везуль, у господина
Габриэля Фроссинета, Кьефран (Верхняя Сона), Франция: Горячо
цвлую. Скоро возвращаюсь домой. Дела идут успешно. Получил
средства. Твой Ромуальд.
Ромуальд высадился в Тулоне со своими ста редчайшими
восточными жемчужинами в кармане. На стоянке, там где он ее и
оставил два месяца тому назад, он нашел свою микролитражку --
бак был почти полон -- и без промедления, послав Ирен еще одну
открытку, пустился по дороге в Париж. Мчась на север, он
обдумывал дальнейший план действий. Сбыть жемчуг по самой
лучшей цене и затем отправиться в Кьефран? Он хотел продать
жемчуг либо в Париже, либо в Лондоне. Адресов он не знал, но,
справившись у своих богатых друзей-роялистов, быть может, он
найдет серьезных покупателей. Однако, после Валанс он передумал
и решил сначала двинуть в Кьефран, настолько велико было
нетерпение увидеть ту, ради которой он перенес испытание
похлеще, чем ураган у островов Зондского архипелага. Увидеть
Ирен, покататься с ней на соломе, в чем мать родила... Теперь,
когда он стал господином при деньгах, быть может, она
согласится покинуть Кьефран и отправится с ним в Париж? Он
чувствовал, что больше всего его волновало, как сделать, чтобы
Ирен согласилась стать его второй половиной, чтобы она никогда
его не покинула, протягивала бы руки, шепча ему нежные слова --
и обдряющие -- когда он будет умирать, учитывая тот факт, что
смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21