Сумятица в мыслях, вызванная, вероятно, слишком уж кричащей, наглой роскошью, царившей вокруг, этой атмосферой дансинга…
209… 207… 205… 203… Мегрэ секунду помедлил и постучался. Наклонившись к двери, он услышал детский голосок, что-то произнесший по-английски, потом донесшийся издали женский голос, по-видимому, предлагавший посетителю войти.
Он быстро прошел через маленькую переднюю и очутился в гостиной с тремя окнами, выходившими на Елисейские поля. Около одного из окон сидела за шитьем пожилая женщина, одетая в белый халат, как больничная сиделка. Это была бонна Гертруда Бормс, которая в очках казалась еще суровее, чем обычно.
Но Мегрэ интересовала совсем не она. Он внимательно смотрел на ее питомца, мальчугана лет шести в штанишках для гольфа и в свитере, обтягивавшем его худенькую грудь. Мальчик сидел на ковре среди раскиданных вокруг игрушек, в числе которых были большой заводной пароход и автомобили, в точности имитирующие лимузины различных марок. В минуту вторжения Мегрэ маленький американец держал на коленях книжку с картинками и с интересом перелистывал ее; рассеянно взглянув на посетителя, он снова склонил голову над страницей.
Описывая эту сцену своей жене, Мегрэ передавал ее приблизительно так:
— Она сказала: «Ю уи ю уи уэл» или что-то вроде этого. А я, чтобы выиграть время, быстрр проговорил: «Надеюсь, я действительно нахожусь в номере, занимаемом мистером Освальдом Джоном Кларком?..» Она опять забормотала: «Ю уи уи ю уи уи уэл» или что-то похожее. А я тем временем рассматривал мальчишку. Голова у него очень большая для шестилетнего ребенка, а волосы, как мне и говорили, рыжие, ну просто огненно-рыжие. Глаза такие же, как у Проспера Донжа, фиалкового цвета или же цвета летней сумеречной синевы. Худенькая, цыплячья шейка. Он что-то сказал по-английски своей бонне, глядя при этом на меня, а мне опять послышалось: «Ю уи ю уи уи уэл…» Очевидно, они оба недоумевали, зачем я к ним явился и почему торчу как пень посреди их гостиной. А я и сам хорошенько не знал, зачем пришел. В большой китайской вазе благоухали цветы, стоившие, вероятно, не одну сотню франков… В конце концов бонна встала. Положив свое рукоделие на кресло, она сняла телефонную трубку и что-то проговорила в нее. «Ты, малыш, не понимаешь по-французски?» — спросил я мальчика. Он молчал и не сводил с меня недоверчивого взгляда. Через минуту в номер вошел служащий отеля в узеньком пиджачке. Бонна что-то спросила его. Тогда он обратился ко мне: «Она спрашивает, что вам угодно». — «Мне нужно повидать мистера Кларка…» — «Его нет в номере… Она говорит, что, вероятно, он внизу…» — «Благодарю вас…»
Ну, вот и все. Мегрэ хотелось посмотреть на Тедди Кларка, и он увидел его. Затем он спустился по лестнице, думая о Проспере, запертом в одиночную камеру тюрьмы Сантэ. Машинально, не отдавая себе в том отчета, он из холла спустился в дансинг и, так как его кружку еще не убрали со столика, сел на свое место.
Мегрэ устал и был сейчас в хорошо знакомом ему состоянии, походившем на дремоту, сквозь которую он замечал, однако, все, что происходит вокруг, но как-то туманно, отвлеченно, словно картину вне времени и пространства.
Он увидел, что к Эллен Дерромен подошел рассыльный и что-то коротко сказал ей. Она встала и направилась к телефонной кабинке, где пробыла очень недолго.
Выйдя из кабинки, она отыскала взглядом Мегрэ, потом вернулась к Кларку и вполголоса что-то сообщила ему, по-прежнему глядя на комиссара.
В эту минуту Мегрэ ясно почувствовал, что сейчас случится неприятное происшествие, и понимал, что лучше всего уйти отсюда, и все-таки остался.
Если б его спросили, почему он остался, ему трудно было бы это объяснить. Сознание профессионального долга не обязывало его остаться. Какая же необходимость засиживаться в этом дансинге, где он совсем не на месте! Право, он и сам себе не мог бы это объяснить. Разве следователь, даже не посоветовавшись с ним, с Мегрэ, не арестовал Проспера Донжа? Разве он к тому же не запретил ему, Мегрэ, допрашивать американца?
Ведь это явно означало: — «Он человек не вашего круга… Вы не сможете его понять… Предоставьте это мне…»
И Мегрэ, который был и остался плебеем до мозга костей, чувствовал враждебность ко всему окружавшему его здесь.
Ну, была не была! Он остался. Он видел, что Кларк, в свою очередь, ищет его глазами, хмурит брови, потом что-то говорит своей спутнице (вероятно, просит ее посидеть пока одной за столиком) и встает с места. Только что начался новый танец. Вместо голубого по залу теперь разливался розовый свет. Лавируя между танцующими парами, американец пробрался к Мегрэ и встал перед ним в вызывающей позе.
Для Мегрэ, не понимавшего по-английски ни слова, речь мистера Кларка тоже свелась к немногим звукам:
— Уэл ю уэл уи уи уэл…
Но на этот раз тон был агрессивный, и видно было, что Кларк с трудом сдерживает гнев.
— Что вы говорите?
Американец разозлился еще больше.
Вечером жена сказала Мегрэ, покачивая головой:
— Признайся, что ты сделал это нарочно! Знаю я тебя, притворщик. Ты и ангела из себя выведешь…
Мегрэ не признался в злонамеренности, но глаза у него весело блестели. Да что такого он, в общем, сделал? Стоял перед янки, засунув руки в карманы пиджака, и в упор смотрел на своего собеседника, словно находил это зрелище забавным.
Ну разве скандал произошел по его вине? Он стоял и думал о Донже, о человеке, который сейчас сидит в тюрьме, а не танцует с очаровательной мисс Эллен. Она, должно быть, почувствовала, что назревает драматический инцидент, и двинулась к ним. Но прежде, чем она подошла, разъяренный мистер Кларк нанес Мегрэ удар в подбородок, выбросив кулак коротким, почти машинальным движением, как это делается в американских фильмах.
Две дамы, угощавшиеся чаем с пирожными за соседним столиком, вскочили с криком. Танцоры остановились.
Кларк же имел торжествующий вид. Он полагал, что теперь положение стало ясным и никаких комментариев не требует.
Мегрэ даже не поднес руку к подбородку. Слышен был звук удара по челюсти, но лицо комиссара оставалось бесстрастным, как будто ему дали щелчок.
В самом деле, хоть он и не имел никаких определенных намерений, но теперь был доволен поводом, который предоставил ему случай, и невольно улыбался, думая о негодующей физиономии следователя.
— Господа!.. Господа!..
Подбежал метрдотель, полагая, что пострадавший бросится на противника и сейчас начнется драка. Мисс Эллен с одной стороны, а какой-то танцор — с другой подхватили под руки мистера Кларка, пытаясь угомонить его, но он все кричал что-то по-английски.
— Что он говорит? — спокойно спросил Мегрэ.
— Это неважно!.. Господа, прошу вас… Убедительно прошу…
А Кларк все не умолкал.
— Что он говорит?
И тут, ко всеобщему удивлению, Мегрэ достал из кармана какие-то блестящие предметы и принялся небрежно играть ими. Хорошенькие дамочки с изумлением и страхом смотрели на пресловутые наручники, о которых они только слышали, но которых никогда не видели. Мегрэ сказал метрдотелю:
— Переведите, пожалуйста. Скажите этому господину, что я вынужден арестовать его за нанесение оскорбления представителю закона при исполнении им служебных обязанностей… Скажите еще, что, если он не склонен последовать за мной добровольно, я, к сожалению, должен буду надеть на него наручники…
Кларк и глазом не моргнул, не произнес ни слова, оттолкнул мисс Эллен, которая хотела было идти вместе с ним и попыталась взять его под руку. Не спросив в гардеробе ни своего пальто, ни шляпы, он двинулся вслед за комиссаром, и, когда они проходили через холл в сопровождении кучки любопытных, директор, увидев это шествие из своего кабинета, в ужасе всплеснул руками.
— Такси!.. Во Дворец правосудия.
Уже было темно. Они поднимались и спускались по лестницам, шли по бесконечным коридорам и наконец остановились у дверей кабинета господина Бонно. Мегрэ принял тогда смиренный и сокрушенный вид, хорошо знакомый госпоже Мегрэ и приводивший ее в негодование.
— Весьма огорчен, господин следователь… Но я вынужден был, к великому моему сожалению, арестовать мистера Кларка, находящегося здесь…
Следователь не мог угадать правды. Он предположил, что Мегрэ заподозрил американца в убийстве жены и ночного швейцара отеля «Мажестик».
— Позвольте! Позвольте! На основании какого ордера вы разрешили себе…
В ответ послышалась возмущенная тирада Кларка, а Мегрэ, не понимавшему в ней ни слова, слышалось только какое-то кваканье.
— Что он говорит?
Бедняга следователь, нахмурив брови и сморщив лоб, тщетно пытался при своих слабых познаниях в английском языке уловить смысл произносимых фраз. Он что-то сказал, в свою очередь, и послал секретаря за другим секретарем, зачастую служившим переводчиком.
— Что он говорит? — бормотал время от времени Мегрэ.
И Кларк, которого эти слова приводили в бешенство, сжимая кулаки, передразнивал его:
— Чтоу он говрит?.. Чтоу он говрит?..
За сим следовала новая тирада на английском языке.
В дверь прошмыгнул переводчик, низенький и лысый робкий человек, на лице которого было написано обезоруживающее смирение.
— Он говорит, что является гражданином Соединенных Штатов и не потерпит, чтобы полицейские…
По тону мистера Кларка можно было предположить, что он питает глубочайшее презрение к полиции.
— …чтобы полицейские постоянно ходили за ним по пятам… Он утверждает, что за ним повсюду следует наш инспектор…
— Это верно господин комиссар?
— Должно быть, верно, господин следователь.
— …Он утверждает, что другой инспектор ходит за мисс Эллен…
— Вполне возможно…
— …А вы в отсутствие мистера Кларка вторглись в занимаемый им номер…
— Я вежливо постучался и самым вежливым образом спросил у почтенной особы, находившейся там, могу ли я увидеть мистера Кларка… После чего я спустился вниз, в дансинг, выпить кружку пива… И тогда вышеуказанному мистеру Кларку заблагорассудилось ударить меня кулаком в подбородок…
Господин Бонно был удручен. И без того дело представлялось достаточно сложным. До сих пор удавалось избежать внимания прессы, но после стычки в дансинге журналисты, несомненно, начнут штурмовать Дворец правосудия и Уголовную полицию…
— Не понимаю, господин комиссар, как это могло случиться, что такой опытный человек, как вы, у которого за плечами двадцать пять лет службы…
Следователь едва не вспылил, так как Мегрэ, вместо того чтобы слушать его, играл какой-то бумажкой, достав ее из кармана. Это было письмо, написанное на голубоватой бумаге.
— Мистер Кларк, конечно, вышел за пределы дозволенного. Но тем не менее и вы не проявили тактичности, которой можно было ожидать от вас при данных обстоятельствах…
Есть! Мегрэ пришлось отвернуться, чтобы не выдать свою радость. Кларка действительно словно загипнотизировал клочок голубоватой бумаги, — американец подошел, протянул руку:
— Please…
Мегрэ как будто удивился, но отдал американцу листок, который держал в руке. Следователь, все менее понимавший, что происходит, заподозрил, однако, какую-то стратегическую хитрость со стороны комиссара.
Наконец Кларк подошел к переводчику и, показывая ему письмо, заговорил нетерпеливо и быстро.
— Что он говорит?
— Он заявляет, что узнал почерк своей жены, и спрашивает, каким образом у вас оказалось ее письмо…
— В чем тут дело, господин Мегрэ? — суровым тоном спросил следователь.
— Прошу извинить, господин следователь… Это документ, который мне сегодня вручили… Я хотел сообщить вам его содержание и приложить это письмо к материалам следствия… Весьма сожалею, что мистер Кларк завладел им раньше, чем…
А Кларк что-то бормотал, обращаясь к переводчику.
— Что он говорит? — спросил следователь, словно заразившись этим вопросом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
209… 207… 205… 203… Мегрэ секунду помедлил и постучался. Наклонившись к двери, он услышал детский голосок, что-то произнесший по-английски, потом донесшийся издали женский голос, по-видимому, предлагавший посетителю войти.
Он быстро прошел через маленькую переднюю и очутился в гостиной с тремя окнами, выходившими на Елисейские поля. Около одного из окон сидела за шитьем пожилая женщина, одетая в белый халат, как больничная сиделка. Это была бонна Гертруда Бормс, которая в очках казалась еще суровее, чем обычно.
Но Мегрэ интересовала совсем не она. Он внимательно смотрел на ее питомца, мальчугана лет шести в штанишках для гольфа и в свитере, обтягивавшем его худенькую грудь. Мальчик сидел на ковре среди раскиданных вокруг игрушек, в числе которых были большой заводной пароход и автомобили, в точности имитирующие лимузины различных марок. В минуту вторжения Мегрэ маленький американец держал на коленях книжку с картинками и с интересом перелистывал ее; рассеянно взглянув на посетителя, он снова склонил голову над страницей.
Описывая эту сцену своей жене, Мегрэ передавал ее приблизительно так:
— Она сказала: «Ю уи ю уи уэл» или что-то вроде этого. А я, чтобы выиграть время, быстрр проговорил: «Надеюсь, я действительно нахожусь в номере, занимаемом мистером Освальдом Джоном Кларком?..» Она опять забормотала: «Ю уи уи ю уи уи уэл» или что-то похожее. А я тем временем рассматривал мальчишку. Голова у него очень большая для шестилетнего ребенка, а волосы, как мне и говорили, рыжие, ну просто огненно-рыжие. Глаза такие же, как у Проспера Донжа, фиалкового цвета или же цвета летней сумеречной синевы. Худенькая, цыплячья шейка. Он что-то сказал по-английски своей бонне, глядя при этом на меня, а мне опять послышалось: «Ю уи ю уи уи уэл…» Очевидно, они оба недоумевали, зачем я к ним явился и почему торчу как пень посреди их гостиной. А я и сам хорошенько не знал, зачем пришел. В большой китайской вазе благоухали цветы, стоившие, вероятно, не одну сотню франков… В конце концов бонна встала. Положив свое рукоделие на кресло, она сняла телефонную трубку и что-то проговорила в нее. «Ты, малыш, не понимаешь по-французски?» — спросил я мальчика. Он молчал и не сводил с меня недоверчивого взгляда. Через минуту в номер вошел служащий отеля в узеньком пиджачке. Бонна что-то спросила его. Тогда он обратился ко мне: «Она спрашивает, что вам угодно». — «Мне нужно повидать мистера Кларка…» — «Его нет в номере… Она говорит, что, вероятно, он внизу…» — «Благодарю вас…»
Ну, вот и все. Мегрэ хотелось посмотреть на Тедди Кларка, и он увидел его. Затем он спустился по лестнице, думая о Проспере, запертом в одиночную камеру тюрьмы Сантэ. Машинально, не отдавая себе в том отчета, он из холла спустился в дансинг и, так как его кружку еще не убрали со столика, сел на свое место.
Мегрэ устал и был сейчас в хорошо знакомом ему состоянии, походившем на дремоту, сквозь которую он замечал, однако, все, что происходит вокруг, но как-то туманно, отвлеченно, словно картину вне времени и пространства.
Он увидел, что к Эллен Дерромен подошел рассыльный и что-то коротко сказал ей. Она встала и направилась к телефонной кабинке, где пробыла очень недолго.
Выйдя из кабинки, она отыскала взглядом Мегрэ, потом вернулась к Кларку и вполголоса что-то сообщила ему, по-прежнему глядя на комиссара.
В эту минуту Мегрэ ясно почувствовал, что сейчас случится неприятное происшествие, и понимал, что лучше всего уйти отсюда, и все-таки остался.
Если б его спросили, почему он остался, ему трудно было бы это объяснить. Сознание профессионального долга не обязывало его остаться. Какая же необходимость засиживаться в этом дансинге, где он совсем не на месте! Право, он и сам себе не мог бы это объяснить. Разве следователь, даже не посоветовавшись с ним, с Мегрэ, не арестовал Проспера Донжа? Разве он к тому же не запретил ему, Мегрэ, допрашивать американца?
Ведь это явно означало: — «Он человек не вашего круга… Вы не сможете его понять… Предоставьте это мне…»
И Мегрэ, который был и остался плебеем до мозга костей, чувствовал враждебность ко всему окружавшему его здесь.
Ну, была не была! Он остался. Он видел, что Кларк, в свою очередь, ищет его глазами, хмурит брови, потом что-то говорит своей спутнице (вероятно, просит ее посидеть пока одной за столиком) и встает с места. Только что начался новый танец. Вместо голубого по залу теперь разливался розовый свет. Лавируя между танцующими парами, американец пробрался к Мегрэ и встал перед ним в вызывающей позе.
Для Мегрэ, не понимавшего по-английски ни слова, речь мистера Кларка тоже свелась к немногим звукам:
— Уэл ю уэл уи уи уэл…
Но на этот раз тон был агрессивный, и видно было, что Кларк с трудом сдерживает гнев.
— Что вы говорите?
Американец разозлился еще больше.
Вечером жена сказала Мегрэ, покачивая головой:
— Признайся, что ты сделал это нарочно! Знаю я тебя, притворщик. Ты и ангела из себя выведешь…
Мегрэ не признался в злонамеренности, но глаза у него весело блестели. Да что такого он, в общем, сделал? Стоял перед янки, засунув руки в карманы пиджака, и в упор смотрел на своего собеседника, словно находил это зрелище забавным.
Ну разве скандал произошел по его вине? Он стоял и думал о Донже, о человеке, который сейчас сидит в тюрьме, а не танцует с очаровательной мисс Эллен. Она, должно быть, почувствовала, что назревает драматический инцидент, и двинулась к ним. Но прежде, чем она подошла, разъяренный мистер Кларк нанес Мегрэ удар в подбородок, выбросив кулак коротким, почти машинальным движением, как это делается в американских фильмах.
Две дамы, угощавшиеся чаем с пирожными за соседним столиком, вскочили с криком. Танцоры остановились.
Кларк же имел торжествующий вид. Он полагал, что теперь положение стало ясным и никаких комментариев не требует.
Мегрэ даже не поднес руку к подбородку. Слышен был звук удара по челюсти, но лицо комиссара оставалось бесстрастным, как будто ему дали щелчок.
В самом деле, хоть он и не имел никаких определенных намерений, но теперь был доволен поводом, который предоставил ему случай, и невольно улыбался, думая о негодующей физиономии следователя.
— Господа!.. Господа!..
Подбежал метрдотель, полагая, что пострадавший бросится на противника и сейчас начнется драка. Мисс Эллен с одной стороны, а какой-то танцор — с другой подхватили под руки мистера Кларка, пытаясь угомонить его, но он все кричал что-то по-английски.
— Что он говорит? — спокойно спросил Мегрэ.
— Это неважно!.. Господа, прошу вас… Убедительно прошу…
А Кларк все не умолкал.
— Что он говорит?
И тут, ко всеобщему удивлению, Мегрэ достал из кармана какие-то блестящие предметы и принялся небрежно играть ими. Хорошенькие дамочки с изумлением и страхом смотрели на пресловутые наручники, о которых они только слышали, но которых никогда не видели. Мегрэ сказал метрдотелю:
— Переведите, пожалуйста. Скажите этому господину, что я вынужден арестовать его за нанесение оскорбления представителю закона при исполнении им служебных обязанностей… Скажите еще, что, если он не склонен последовать за мной добровольно, я, к сожалению, должен буду надеть на него наручники…
Кларк и глазом не моргнул, не произнес ни слова, оттолкнул мисс Эллен, которая хотела было идти вместе с ним и попыталась взять его под руку. Не спросив в гардеробе ни своего пальто, ни шляпы, он двинулся вслед за комиссаром, и, когда они проходили через холл в сопровождении кучки любопытных, директор, увидев это шествие из своего кабинета, в ужасе всплеснул руками.
— Такси!.. Во Дворец правосудия.
Уже было темно. Они поднимались и спускались по лестницам, шли по бесконечным коридорам и наконец остановились у дверей кабинета господина Бонно. Мегрэ принял тогда смиренный и сокрушенный вид, хорошо знакомый госпоже Мегрэ и приводивший ее в негодование.
— Весьма огорчен, господин следователь… Но я вынужден был, к великому моему сожалению, арестовать мистера Кларка, находящегося здесь…
Следователь не мог угадать правды. Он предположил, что Мегрэ заподозрил американца в убийстве жены и ночного швейцара отеля «Мажестик».
— Позвольте! Позвольте! На основании какого ордера вы разрешили себе…
В ответ послышалась возмущенная тирада Кларка, а Мегрэ, не понимавшему в ней ни слова, слышалось только какое-то кваканье.
— Что он говорит?
Бедняга следователь, нахмурив брови и сморщив лоб, тщетно пытался при своих слабых познаниях в английском языке уловить смысл произносимых фраз. Он что-то сказал, в свою очередь, и послал секретаря за другим секретарем, зачастую служившим переводчиком.
— Что он говорит? — бормотал время от времени Мегрэ.
И Кларк, которого эти слова приводили в бешенство, сжимая кулаки, передразнивал его:
— Чтоу он говрит?.. Чтоу он говрит?..
За сим следовала новая тирада на английском языке.
В дверь прошмыгнул переводчик, низенький и лысый робкий человек, на лице которого было написано обезоруживающее смирение.
— Он говорит, что является гражданином Соединенных Штатов и не потерпит, чтобы полицейские…
По тону мистера Кларка можно было предположить, что он питает глубочайшее презрение к полиции.
— …чтобы полицейские постоянно ходили за ним по пятам… Он утверждает, что за ним повсюду следует наш инспектор…
— Это верно господин комиссар?
— Должно быть, верно, господин следователь.
— …Он утверждает, что другой инспектор ходит за мисс Эллен…
— Вполне возможно…
— …А вы в отсутствие мистера Кларка вторглись в занимаемый им номер…
— Я вежливо постучался и самым вежливым образом спросил у почтенной особы, находившейся там, могу ли я увидеть мистера Кларка… После чего я спустился вниз, в дансинг, выпить кружку пива… И тогда вышеуказанному мистеру Кларку заблагорассудилось ударить меня кулаком в подбородок…
Господин Бонно был удручен. И без того дело представлялось достаточно сложным. До сих пор удавалось избежать внимания прессы, но после стычки в дансинге журналисты, несомненно, начнут штурмовать Дворец правосудия и Уголовную полицию…
— Не понимаю, господин комиссар, как это могло случиться, что такой опытный человек, как вы, у которого за плечами двадцать пять лет службы…
Следователь едва не вспылил, так как Мегрэ, вместо того чтобы слушать его, играл какой-то бумажкой, достав ее из кармана. Это было письмо, написанное на голубоватой бумаге.
— Мистер Кларк, конечно, вышел за пределы дозволенного. Но тем не менее и вы не проявили тактичности, которой можно было ожидать от вас при данных обстоятельствах…
Есть! Мегрэ пришлось отвернуться, чтобы не выдать свою радость. Кларка действительно словно загипнотизировал клочок голубоватой бумаги, — американец подошел, протянул руку:
— Please…
Мегрэ как будто удивился, но отдал американцу листок, который держал в руке. Следователь, все менее понимавший, что происходит, заподозрил, однако, какую-то стратегическую хитрость со стороны комиссара.
Наконец Кларк подошел к переводчику и, показывая ему письмо, заговорил нетерпеливо и быстро.
— Что он говорит?
— Он заявляет, что узнал почерк своей жены, и спрашивает, каким образом у вас оказалось ее письмо…
— В чем тут дело, господин Мегрэ? — суровым тоном спросил следователь.
— Прошу извинить, господин следователь… Это документ, который мне сегодня вручили… Я хотел сообщить вам его содержание и приложить это письмо к материалам следствия… Весьма сожалею, что мистер Кларк завладел им раньше, чем…
А Кларк что-то бормотал, обращаясь к переводчику.
— Что он говорит? — спросил следователь, словно заразившись этим вопросом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20