— Караул! Караул, караул!
— Вот заладил… караул. Сколько, уже успел денежек СашкУ заслать? — спросил Брюнет.
— Одиннадцать тонн отдал этой сволочи. Еще пять приготовлены.
— А где они у тебя? Здесь?
— Здесь, — кивнул Строгов.
— Неси-ка сюда.
— Зачем?
— А посмотреть хочу. Долларов никогда не видел.
— Щас, — сказал Строгов. Он встал, и его качнуло.
— О, да ты уже хорош, юнга.
— Я щас, — повторил Игорь и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. В приемной что-то загрохотало. Брюнет покачал головой и сказал:
— Если он компьютер уронил, то я с него и за компьютер удержу. — И спросил в селектор:
— Лена, что он у тебя там своротил — компьютер?
— Нет. Факс.
— Вот собака, — сокрушенно покачал головой Брюнет, а потом вдруг рассмеялся. Петрухин и Купцов тоже рассмеялись. Когда вернулся Строгов, они все еще смеялись. Игорь, прижимая к груди пачки баксов, схваченные в лучших традициях резинками, сел на стул и тоже стал хихикать.
— А ты что смеешься? — спросил его Брюнет.
— Смешно, — сказал Строгов.
— Ты лучше кричи: караул! — сказал Брюнет и взял из рук Игоря деньги.
— Караул! Ой, ой! Караул.
— Настоящий-то «караул» впереди, Игорек… Я тебя съем. Я тебя до косточек обглодаю, говнюка такого, — ответил «олигарх» Голубков и положил деньги перед Петрухиным. — Ваш гонорар, мужики. Со слов офицера-с-женщиной здесь — пять. Нормально?
— Нормально, — сказал Петрухин, сгребая пачки.
— У нас еще остались неизрасходованные оперфонды, — сказал педантичный Купцов. — Вот список расходов…
— Леонид Николаич, — сказал Брюнет, — что ж ты меня за крохобора-то такого считаешь? Слышать ничего не хочу.
— Ой! Ой! — пропел Строгов. — Караул! Оперфонды!
— Ты вот что, Игорь… езжай-ка домой. Мой водитель тебя отвезет. А завтра… сегодня говорить с тобой бесполезно… завтра будем обсуждать твои перспективы невеселые. Понял?
— Понял, — кивнул Строгов и, съехав со стула, захрапел на ковролине.
— Беда, — сказал Брюнет.
— Пьяный проспится, дурак никогда, — философски заметил Купцов.
— В том-то все и дело, что Игорь — далеко не дурак. Потому и непонятно, как же он так глупо подставился.
— Сломал его Трубников, — сказал Петрухин. — Смял. Раздавил. Хотя, разумеется, твой Игорь сам виноват. Он сам поставил себя в зависимость от Саши Т. Если бы не было этого случая с Нокаутом, был бы другой… или, в конце концов, Саша мог бы его шантажировать сожженным джипом. Я даже немного удивлен, почему он не стал этого делать.
— Бог с ними, — сказал Брюнет. — Я вот что предлагаю, мужики: а не отметить ли нам завершение наших трудов?
Купцов ответил:
— Я не против, но сейчас не могу — за рулем.
— И я не против, — сказал Петрухин. — Но тоже сейчас не могу, есть дело неоконченное.
— А вечером? Есть одно приватное и во всех отношениях приятное место. С хорошей кухней, с хорошей музыкой… я приглашаю, ПАРТНЕРЫ.
— Я не против.
— И я тоже ничего не имею против.
***
Петрухин:
Мы с Купцом вышли. Прошли через приемную с удивленной Леночкой и разбитым факсом. Через «зимний сад» с террариумом, черепахами и пальмами, через КПП, где зарабатывал на жизнь седой флотоводец… Мы вышли на улицу. Светило солнце, ветер гнал по Неве волну.
Мы сели в «шестерку». Было ощущение какой-то потери. Мы стали богаче на две с половиной тысячи долларов каждый. Но все равно было ощущение потери.
— Дай-ка сигаретку, Дима, — попросил Ленчик.
Я дал ему сигарету. Он закурил и сказал:
— Следствие закончено… забудьте.
Те же слова крутились и у меня в голове. Нет, иногда Леонид меня положительно удивляет…
— Жалеешь? — спросил я.
— Нет, ностальгирую.
— Эге ж, хлопчик! Не журись. Вечор снимем напряг. Что немаловажно: за счет господина олигарха. Как тебе перспектива?
— Ладно… тебе куда?
— Сначала на Финляндский.
— А потом?
— А потом сам доберусь. Пусть отдохнет твоя «антилопа».
— Куда? — спрашиваю.
— На Апрашку.
— Даешь… а что тебе там нужно, Борисыч?
— А там, Николаич, мне нужно передать привет Мамуке от брата Намика.
— Эге ж, хлопчик, — передразнил меня Купец.
Он повернул ключ, и двигатель «антилопы» забормотал. Поехали. Мимо «Крестов», в которые так и не удалось запихать Сашу Т. Меня воспитали безбожником, и я не верю в Божий суд. А от людского Матвеев ускользнул.
На Финляндском я вышел. А Ленька уехал. Я смотрел вслед «антилопе» и вспоминал цитату, которую он однажды произнес… Как там он сказал? Ну-ка, ну-ка…
«Ибо ничто не пропадает бесследно, ничего и никогда… И все времена — одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам».
25.05.2001

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28