— Это ты зря, брат. Горностаева, она хоть и рыжая, а о культурных вещах — про Мопассана, например, или про Таню Буланову — поговорить любит. Она после таких разговоров страстная становится — жуть. Уж я-то знаю.
— Так Таня Буланова — это тоже культура, — обрадовался Шаховский.
— А ты думал! — подтвердил я. — Ну ладно, выяснил, что она вчера ела?
— Выяснил: рагу и лимонный пирог.

* * *
Кто — то потянул меня за рукав. Оглянулся — стажер.
— Кус ма саан сюйа? — о чем-то своем спросил он.
— Кушать хочешь, — понял я. — Сейчас зайдем в кафе, а потом — по домам. Ты, кстати, где устроился?
— Ма тахан магада.
— Понял — нигде. Ладно, пока можешь пожить у меня.
Стажер оказался на редкость хозяйственным человеком — посуду помыл и на кухне подмел пол.
— Ну, садись, — сказал я ему, когда он закончил занятия домоводством. И достал из холодильника бутылку водки. — Сейчас составим план расследования, как учит наш великий учитель Андрей Викторович Обнорский.
Стажер поднял стопку с водкой и сказал:
— Тервисекс!
— Э, брат, ты загнул, — тут же отреагировал я. — Это, может, у вас в Эстонии секс между малознакомыми молодыми людьми — дело плевое. А я человек с устоями. Я не могу так — первый день и сразу секс.
Что обо мне в Агентстве скажут? Да и ориентация у меня вроде другая. По крайней мере, была.
Но водку мы все же выпили. И я быстро набросал план расследования.
— Значит, Тере, — пояснил я стажеру, — знаем мы с тобой пока немного. Отравились четыре человека. Они ели: двое рагу, двое — борщ, один — печенку, один — куру-гриль, трое — салаты. Ну, скажи, не мог же я купить все это некачественное — и печень, и куру, и свеклу для борща.
— Кус мина маган? — о чем-то своем спросил стажер и клюнул носом в стол.
— Ты не спи. Ты стажируйся. Нам надо будет завтра отыскать какой-то общий отравляющий ингредиент. Придется опять говорить с нашими больными. И заодно выяснить, что это за мужики обедали вместе с Повзло.
Утром в Агентстве меня ждал сюрприз в виде Глеба Спозаранника, который сообщил, что Обнорский уехал в Москву и поручил ему, Спозараннику, довести до моего сведения, что теперь закупка продуктов в буфет будет контролироваться лично Спозаранником.
— Так ты, Глеб, и закупать все это будешь?
— Нет, — сказал Спозаранник, — закупкой продовольствия будешь по-прежнему заниматься ты, а я буду контролировать твои действия.
Я уже решил было расстроиться и пойти в свой кабинет написать длинное — страницы на три — заявление об уходе, где ненавязчиво упомянуть все недостатки Обнорского и его пса-рыцаря Спозаранника. Но потом решил повременить.
— А Обнорский разъяснил вам, Глеб Егорович, методику осуществления контроля за качеством закупаемого мною продовольствия?
— Нет. Я думаю, что мы сейчас с вами найдем взаимоприемлемую формулу.
— Я ее уже нашел. Как заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части я поручаю вам, господин Спозаранник, лично пробовать все продукты, которые я буду покупать для буфета. Сейчас напишу соответствующий приказ.
Я уже предвкушал, как Спозаранник будет пробовать на зуб сырую свинину и нечищеную картошку, а потом с периодичностью в десять минут бегать в туалет, но Глеб почему-то отказался выполнять мое распоряжение и пошел писать докладную шефу.
Я со своей сторону тоже написал докладную на Спозаранника. Мы положили их на стол Обнорского, чтобы он, когда приедет, рассудил нас. А до этого момента я повесил на двери буфета большое объявление: «Закрыто в связи с проведением независимого расследования».
Мой стажер, естественно, присутствовал при нашем разговоре со Спозаранником — на него теперь никто не обращал внимания, в Агентстве, наверное, считали, что мы с ним что-то вроде единого организма — Скрипка с эстонским имплантантом.
— Ну что скажешь? — спросил я у стажера.
— Мулле эй меэльди сеэ инимене.
— Точно. Но нам надо ускорить наше расследование. А то вернется Обнорский и за шутки со Спозаранником нас по головке не погладит.
Впрочем, все было не так плохо. Горностаева уже окончательно поправилась и даже вышла на работу (впрочем, я старался не заглядывать в ее кабинет). Агеева перебралась из больницы домой. Соболин шел на поправку.
Я проинструктировал Шаховского, что надо выяснить у Горностаевой, а сам вместе со стажером отправился к прочим пострадавшим.
Я долго мучил Повзло на тему позавчерашнего обеда. К уже известному добавилось лишь то, что он активно солил и перчил все потребляемые блюда.
А в буфете он был с двумя мужиками — хозяевами фирмы «Рита», которые предлагали Агентству расследовать историю с угрозами, которые они периодически получают.
— Расследовать там было особенно нечего, — пояснил Повзло. — Ничего интересного — кто-то звонит, что-то говорит.
Я предложил им вариант расследования на коммерческой основе, они сказали, что подумают, и ушли.
Володя Соболин тоже ничего интересного не рассказал: пообедал, почувствовал себя плохо, никого не подозревает, считает, что отравление — случайность.
— А перцем или солью ты пользовался? — решил спросить я у него для очистки совести.
— Конечно.

* * *
К Агеевой пришлось ехать домой в ее огромную квартиру в центре. Начальница архивно-аналитического отдела была одна — муж с детьми на даче, объяснила она. Халатик на ней был уже другой — поскромнее и, видимо, подороже.
Стажера мы посадили в уголке на кухне, а я начал процедуру допроса:
— Прошла ли тахикардия, Марина Владимировна?
— Прошла, но чувствую себя ужасно.
А во всем виноваты вы, Алексей, — зачем вы купили такое мясо для рагу?
— А зачем вы его ели два раза? — парировал я. — Вот одной моей знакомой сказали, что если питаться кактусами, то можно сбросить килограммов двадцать за неделю.
— Разве мне нужно худеть? — спросила Агеева. — Давайте я вам покажу, у меня все в норме.
— Покажете — но потом, сейчас у меня расследование. Так вот, эта моя приятельница стала лопать кактусы, стала зеленая и противная. И только потом выяснилось, что она их ела не правильно — надо было запивать текилой и не вынимать колючек.
— У меня кактусов нет, — отреагировала Агеева, — а текилой могу напоить.
— Что ж, можно и выпить, — согласился я.
Агеева ловко разлила текилу. Стажер поднял свой бокал и произнес:
— Тервисекс!
Я посмотрел на него с удивлением:
— Ну ты, Тере, просто половой гигант.
Я же тебе объяснял, что сейчас не до секса, сейчас надо расследованием заниматься.
— Ну-ка, Марина Борисовна, перечислите еще раз, что вы ели позавчера, — попросил я.
Агеева перечислила. Выяснилось, что вчера она забыла упомянуть две трубочки с шоколадным кремом и бутерброд с ветчиной. Я поразился ее прожорливости, но деликатно спросил:
— Перец, соль?
— Что?
— Употребляли?
— Я ем только пресную пищу. А перцем, по-моему, немножко посыпала.
Напоследок я спросил, нет ли в домашней библиотеке Агеевой какой-нибудь книжки про яды.
— Конечно, есть, — с радостью сказала она и повела меня в недра своей квартиры.
Она поставила изящную лесенку около уходящей к недоступным высотам потолка книжной полке и ловко забралась по ступенькам.
— Держите меня, — крикнула она сверху, — это на самом верху.
Я обхватил ее за лодыжки, Агеева потянулась вверх. Халатик стал коварно подыматься. Я внимательно осмотрел колени Агеевой — они мне понравились. Открылись бедра что-то внутри меня заволновалось. Я запрокинул голову и стал смотреть на главного архивного аналитика Агентства снизу, забыв о необходимости удерживать Агееву в нужном положении. Впрочем, она тут же напомнила мне об этом:
— Леша, вы меня плохо держите. Держите выше и крепче!
Я переместил свои руки выше. Агеева, видимо, осталась довольна, потому что на время указания сверху перестали поступать.
Наконец Марина Борисовна закончила свои поиски и скомандовала:
— Держите крепче, я спускаюсь.
Через пару минут спустившаяся с потолочных вершин Агеева оказалась у меня в руках. «Пора реализовывать советы стажера. Немного секса хорошему расследованию не помеха», — подумал я, и тут на пороги библиотеки показался мой стажер:
— Ма тахан сюйа, — сказал он.
Я отпустил Агееву. Я не мог допустить, чтобы у стажера сложилась не правильное восприятие расследований по методу Обнорского.
— А мы тут книжками балуемся, — пояснил я стажеру наше поведение.
— Торе, — сказал он.
— Кстати, Марина Борисовна, где та книга, которую мы искали, — спросил я, заметив, что в руках у Агеевой ничего нет.
— Я вспомнила, Алексей Львович, — сказала она официально, — я эту книгу кому-то отдала.
— Кому?
— Кому-то из наших. По-моему, Соболиной.

* * *
Первым, кого я встретил в Агентстве, был Шаховский.
— Все получилось! — сообщил он мне возбужденно.
— У вас с Горностаевой была радость секса? — уточнил я.
— Нет, до этого еще далеко. Но я поговорил с ней о культуре, как ты и советовал.
— И что ты сказал?
— Я сказал, что Буланова — это круто.
— А она?
— Она кивнула.
— Да, я вижу ты на правильном пути.
В следующий раз поговори о Сорокине.
— Я его знаю, — обрадовался Шаховский. — Это бригадир такой у Лома был, его застрелили два года назад в Зеленогорске.
— Нет, про этого можешь поговорить с Завгородней. А с Горностаевой поговори о другом Сорокине — он книжки пишет, про сало и всякое такое.
— Ага, — кивнул Шаховский.
— Так ты выяснил у Горностаевой про отравление?
— Выяснил: сок, рагу, перец…
Я открыл дверь буфета и в течение часа обыскивал помещение. Банки с перцем мне найти не удалось. Я опечатал дверь, чтобы никто не мог проникнуть на место происшествия и отправился писать служебную записку Обнорскому. Расследование было закончено, а преступление раскрыто.

* * *
В отчете для Обнорского я написал, что картина отравления мне совершенно ясна: преступник подсыпал в баночку с перцем какой-то органический яд, в результате чего и пострадали несколько сотрудников Агентства. После этого преступник забрал орудие преступления с собой. Таким образом, очевидно, что преступление совершил или сотрудник Агентства, или человек, регулярно бывавший в агентском буфете.
Анализируя личности потерпевших, я пришел к выводу, что злоумышленниками могут быть или Валентина Горностаева, или Анна Соболина. Возможные мотивы: у Горностаевой — месть Скрипке А. Л. (то есть мне), в связи с тем, что наши внеслужебные отношения переживают кризис.
У Соболиной — попытка ликвидировать или мужа Соболина В. А., или бывшего любовника Повзло Н. С., или их обоих.
Кроме того, писал я, мне удалось выяснить, что Соболина интересовалась специальной литературой о действии различных ядов, что является косвенной уликой, подтверждающей ее причастность к данному преступлению. Также стоит обратить внимание на то, что Горностаева сама оказалась жертвой отравления, а Соболина, хотя и питалась одновременно с отравившимися в буфете, не пострадала.
В конце своего послания Обнорскому я резюмировал: «таким образом предлагаю снять с меня все обвинения в закупках недоброкачественных продуктов. Судьбу Соболиной предлагаю решить, не предавая делу огласки…»
— Нравится? — спросил я у стажера, зачитав ему написанное.
— Яма, — сказал он.
Я понял, что он восхищается мной.
Для очистки совести я попросил Родиона Каширина выяснить, кто является учредителями фирмы «Рита». Через двадцать минут он сообщил, что учредителей у этой «Риты» всего двое: Виктор Михайлович Петров, 1969 года рождения и Борис Львович Штатенбаум, 1965 года рождения.

* * *
Обнорский вернулся только через два дня. Все это время я скрытно следил за Соболиной и поражался ее самообладанию — чуть не убила четырех человек, а на лице ни тени страдания и раскаяния. Впрочем, чего страдать — все живы-здоровы.
— Может быть, это была репетиция?
1 2 3 4